Когда тебя нет - Валентина Назарова

— Ну, Серж, ну, пожалуйста… — Она складывает руки в мольбе. — Ну хоть словечко.

— Нет.

Она снова хохочет, ее глаза искрятся светом фар со встречной полосы.

— О! — Она извлекает телефон и листает что-то пару секунд, потом перегибается вперед через сиденье и говорит, показывая таксисту экран своего мобильного. — Другой адрес. Вот сюда, пожалуйста.

— Куда едем?

— Гулять едем! Пить водку, жрать селедку и танцевать на столе! Мы же русские, for fuck sake!

Минуты через три такси останавливается возле здания, примечательного только тем, что на фасаде не было ни одной надписи баллончиком.

— Где мы? — спрашиваю я, озираясь по сторонам и не видя ни попрошаек со спящими у ног собаками, ни престарелых путан.

— Эшампле[43].

— И что мы тут делаем?

— Пойдем. — Лиза берет меня за руку и тянет куда-то в проем между домов. Мой указательный палец дотрагивается до ее запястья, я чувствую, как под тонкой кожей бьется крошечная жилка. — Если только там еще открыто.

Через минуту мы оказываемся внутри небольшого светлого зала, столов на восемь. Неудачно маскирующуюся под дерево фанеру на стенах украшают узоры из красных и желтых цветов.

Я занимаю столик у окна, Лиза заказывает что-то у стойки, потом возвращается ко мне.

— Придумал тоже имя себе, Серж… ты же Сережа! А что за странная фамилия?

— Финская.

— Вот! — Ее ладонь звонко приземляется на стол, заставив скакнуть уже накрытые для нас приборы. — Я же знала, что ты скандинав.

— Я не скандинав, я просто там жил.

— Понятно. Значит, ты — скиталец.

К столу подходит официант и опускает перед нами запотевший графин, кувшин морса и пару стопок.

— Водку любишь? — Она разливает искрящуюся жидкость по хрустальным рюмкам.

— А лед есть?

— Ты че, больной? Может, еще оливку? — Она корчит рожицу. — Европеец.

По-русски ее голос звучит увереннее, он ниже и кажется будто бы более прокуренным, на секунду мне даже неясно, как он может обитать в таком маленьком теле.

— Европеец. Как будто это ругательство.

— Здесь и сейчас — да.

Официант возвращается, на этот раз в его руках было блюдо с чем-то дымящимся, что при ближайшем рассмотрении оказалось вареной картошкой, за ней следует тарелка поменьше с посыпанной зеленью рыбиной, которая смотрит на меня через стол, не сводя своих выпуклых мертвых глаз.

— Знаешь, на видео это точно не Майкл, — произносит Лиза, брякнув пустой рюмкой по столу. — Но это может быть Саша. Он высокий и носит такие кофты, как у тебя.

— Но что он мог делать ночью вдвоем с Ритой. У них были отношения?

Она пожимает плечами.

— Я думала, я знаю о ней все, но, оказалось, были вещи, которыми она не хотела со мной делиться.

— Сегодня этот Саша говорил про нее с уважением, она нравилась ему.

— Это ничего не означает, Сережа. Я ведь могу тебя так называть?

— Называй, как хочешь.

Я дотрагиваюсь рукой до ее беспокойно скачущих по скатерти пальцев, и они тут же замирают, как животное в свете фар. Она переворачивает руку, позволяя мне путешествовать по экватору ее ладони.

— Кстати, а почему ты так не любишь говорить о том, что ты русский?

— Да я как-то в принципе не люблю говорить. О себе и вообще. Да и к тому же я не русский на самом деле. Родители из Минска.

— Оу, да ты тот еще винегрет. Ты же помнишь, что такое винегрет? Это не уксус!

— Помню, — киваю я с улыбкой. — Гадость.

— Вот тут я с тобой солидарна! Ну, а если серьезно, это ведь не потому, что ты стыдишься быть тем, кто ты есть?

— Нет, совсем нет. Просто попробовать объяснить кому-нибудь свое происхождение — это как продраться через адскую чащу национальных предрассудков.

— А как тебя занесло в Британию?

Я не знаю, что ответить, но, видимо, все, что нужно, она и так читает у меня на лице.

— Ты любишь ее, все еще. Ту девушку, из-за которой у тебя татуировки эти, которые ты все время прячешь. — Лиза наливает нам еще по рюмке. — За любовь?

Она глотает водку, не поморщившись, как лекарство. В том, как она пьет, есть какой-то странный фатализм, как будто она одновременно хочет исцелить душу и уничтожить тело.

У нее звонит телефон.

— Да что ж такое. — Девушка берет его со стола той самой рукой, которую только что обследовали мои пальцы. Я вижу, как меняется ее лицо, пока она читает сообщение, потом Лиза начинает ерзать на стуле, поворачивает голову через плечо и выглядывает в окно.

— Что случилось?

— Олли здесь. Я пойду выйду, скажу, чтоб валил отсюда.

Лиза со скрежетом отодвигает стул и выходит за дверь. Ее нет всего минуты три, но, когда она возвращается внутрь, по ее смущенной полуулыбке и влажным губам я понимаю, что она скажет, еще до того, как она открывает рот.

— Он подвезет меня домой, завтра рано вставать. Ты ведь не обидишься? — бормочет Лиза, избегая моих глаз.

— Все в порядке, — говорю я, доставая из кармана остатки наличных денег.

— Да брось ты, я тебя угощаю.

— Ну нет, ты же угадала про Скандинавию, значит, я проспорил, и ужин на мне, — отвечаю я, строя на карте маршрут до дома барселонской вампирши.

— Спасибо. Завтра увидимся?

Я пожимаю плечами.

— Кстати, завтра Саша будет на вечеринке, мне написала его ассистент. Он любит выпить. Я могу заболтать его, а ты тем временем поставишь прослушку ему в телефон, — говорит Лиза, застегивая пальто. — Что скажешь?

— Отличный план. — Я комкаю салфетку и встаю из-за стола, не особо вслушиваясь в то, что она говорит.

— Ты только не ходи сегодня один по улице, — шепчет девушка, на мгновение прижавшись щекой к моей щеке. — Я боюсь за тебя, Сереженька.

Я даю им целых пять минут на то, чтобы уйти, но, когда я выхожу на улицу, они стоят на углу под фонарем. Мимо бесшумно проплывает ночное такси, подмигивая зеленым огоньком. Они стоят вполоборота, она смотрит на него снизу вверх, откинув голову назад и немного набок. Он дотрагивается до ее подбородка тыльной стороной ладони. И тут меня накрывает дежавю. Я уже видел это, этот фонарь, две фигуры, почти соприкасающиеся бедрами, ладонь, скользящую по подбородку вниз до самой ложбинки между ключиц. Я оглядываюсь вокруг — позади меня тяжелая резная дверь, сквозь окошко в мутном свете лампочки я вижу отвесную лестницу наверх, слева — почтовые ящики и звонки с подписанными фамилиями. Я смотрю вверх, на сверлящую злым красным глазком камеру, я стою как раз на кромке ее поля зрения. Я делаю шаг назад.