Большая книга ужасов – 66 - Ирина Мазаева

На ощупь нашла свой «крабик», и вдруг ей под руку попались листки бумаги. «Что это могло завалиться под кровать?» – подумала Женька, вылезая…

Тусклого света уличных фонарей за окном хватило, чтобы разглядеть тетрадные листки с обугленными краями и записями мелким почерком. Это был дневник художницы, те, недостающие страницы, которых так не хватало!

Довольная, Женька тут же заснула, улыбаясь во сне.

А проснулась снова среди ночи. Покрутила головой спросонья, прислушиваясь и принюхиваясь. Еще не понимая, кто она и где, Женька уже знала, что в доме этажом ниже начался пожар и ей нужно срочно что-то с этим делать. Она накинула кофту, сунулась в комнату родителей – их не было, выглянула в подъезд. Его медленно, но верно затягивало дымом, и снизу ясно слышалось характерное потрескивание.

Меньше всего на свете Женьке хотелось идти вниз на встречу с огнем! Дрожащими руками она набрала на мобильном телефоне 112, намереваясь сообщить о возгорании… «Вас приветствует служба заказа розовых пони!» – радостно откликнулась телефонная трубка.

Женька набирала номер раз за разом, но каждый раз попадала куда угодно, только не в пожарную службу. «Служба заказа розовых пони! Служба заказа розовых пони!» – противный голос звучал, казалось, уже изо всех углов. Квартиру постепенно заволакивало дымом. Он висел по углам серыми драными лохмотьями, цеплялся за мебель. Или же вдруг вытягивался длинными змейками, то свивающимися в кольца, то вытягивающимися по направлению к Женьке. Дышать становилось все труднее… Откуда-то слышался гул – такой, какой бывает, когда где-то поблизости ревет пламя.

Женька в сердцах бросила на пуфик бесполезный телефон, кинулась к входной двери, прислушалась. Гудело там, на лестничной клетке, но уже где-то поблизости. Хорошо, хоть дверь у них в квартире была мощная, металлическая – прогореть она не могла. Но дым пропускала: нужно было срочно что-то придумать, как-то защититься от дыма.

Женька пошла на кухню… Но оказалось вдруг, что каждый шаг ей дается с трудом, что воздух стал плотным и мешает ей двигаться. С огромными усилиями она дошла до раковины, остановилась передохнуть, откашлялась. До упора отвернула кран… Воды не было. И вообще все кругом было какое-то не такое, не настоящее…

«Это не моя квартира! – осенило Женьку. – Что же тогда я здесь делаю? Как я здесь оказалась?» Она внимательно посмотрела на стол, на табуретки – это была чужая мебель. Подошла к окну – но за окном был не город, за окном чернел лес. «Почему же он черный, ведь весь день шел снег?» – подумала Женька и вдруг поняла, что это сон.

– Я во сне. Я сплю, – вслух сказала она. – Отлично! Раз я сплю, значит, ничего плохого со мной случиться не может. В конце концов, всегда можно и проснуться. А пока, а пока… – Она озадачилась: – Что бы мне пока сделать? А пока я поищу что-нибудь вкусное в этом большом холодильнике.

Женька рванула на себя огромную тяжелую дверку…

За ней был цех обжига.

Можно было не смотреть, но даже с крепко зажмуренными от испуга глазами она знала, что в цеху светло, что свет этот странный и оранжевый, что в нем легко различимы кирпичный бок печи и какие-то неясные тени. Женьке хотелось кричать, но губы будто намертво приклеились друг к другу, а нос, трахеи и легкие обжигал горячий воздух с частичками пепла, и огонь смертельным жаром дышал ей в лицо.

– Kyllya tavatata maa ja veesi, verta ja tuulta! – ударил в барабанные перепонки голос.

Жрецы как будто водили хоровод вокруг чего-то большого, красного… А все вокруг них горело и дымило. Они то расширяли круг, то подходили совсем вплотную к этому большому и красному.

– Kyllya tavatata maa ja veesi, verta ja tuulta!

И вдруг Женька разглядела еще одного. Он полз на коленях через пламя, он тянул к ней руки…

– Женя… Женя… Это же я, дядя Толя…

Женьке хотелось отшатнуться, захлопнуть дверь ужасного холодильника, проснуться, чтобы этот кошмар наконец закончился, но не было больше чужой квартиры на краю черного леса – Женька стояла в цехе обжига в кругу пламени, и пламя же отрезало ей все пути к отступлению.

И вдруг какие-то странные звуки раздались совсем рядом, позади нее. Что-то или кто-то там был. Неизвестные – жрецы? еще один горящий человек? – атаковали ее со всех сторон! Она задыхалась от гари и ужаса, ей хотелось обернуться, чтобы увидеть того, кто дышал ей в затылок, ей хотелось бежать прочь… Но она словно прилипла к полу и окаменела: тело ее не слушалось.

– Женька! – раздался над ухом знакомый голос.

– Лешка?..

И тут же откуда-то из пламени прямо им в руки свалился горящий обуглившийся дядя Толя.

– МА-МА-А-А!!!

Проснувшись, Женька обнаружила себя вцепившейся в Лешку, вцепившегося в нее. Орали они оба. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались сонные перепуганные родители.

– Что это был за адский ад из ада! Это вообще твои кошмары! Я-то тут при чем?! Я не хочу! Мне не надо! – возмущался Лешка, когда они шли в школу. – Он такой страшный был – бр-р! И главное, в натуре, горячий! До сих пор руки горят! Не, че это было-то, а?

– Что, что – ты же сказал: пока сам не увижу – не поверю, – пожала плечами Женька. – Вот и верь теперь, что все мои рассказы про жрецов – правда!

– Но я их не во сне хотел увидеть, а наяву! Жрецов на комбинате! А твои кошмары мне на фиг не нужны!

– Тебе не угодить!

Прозвенел звонок, и им пришлось разбежаться по классам.

А на четвертой перемене за гаражами собрались уже втроем: Женька, Лешка и Сашка. Женька выдала мальчишкам копии недостающих страниц дневника, которые утром успела отксерокопировать, и они погрузились в чтение.

«…и мой дед, и прадед и другие в роду. Мы всегда должны быть рядом с ними. Они потомки племени, которое жило когда-то на берегу нашего озера. Это было очень давно. Тогда не было еще государств. Были просто племена. Все они молились своим богам. Были свои боги и у тех, кто жил неподалеку от нынешнего Деревянного. Здесь есть и всегда было месторождение красной глины. Сюда они ходили за глиной. Они набирали ее, чтобы лепить посуду. Но не только посуду. Они лепили своих богов – идолов, чтобы им поклоняться. Они разжигали в земляных ямах огромные костры и обжигали своих богов. Потому что главный их бог был богом огня. И все их боги не могли жить без огня. Здесь, где сейчас построен комбинат, находилось их древнее капище. Здесь устанавливали они своих глиняных истуканов. Здесь они приносили им человеческие жертвы, орошая глину кровью. Здесь же они закапывали убитых, кладя на них камни, чтобы те не могли встать раньше времени, и рисуя у них на лбу свои символы разведенной в воде красной глиной. Это племя было очень воинственным, оно враждовало, казалось, со всем миром. И они всегда побеждали. Их боги всегда помогали им. Если они сами не могли справиться с врагами, то начинались пожары и огонь всегда бежал в сторону стойбищ их неприятелей. А им доставались пленники, чьей кровью они снова орошали своих глиняных богов, чтобы получить победу в новом сражении. Так было, пока что-то не случилось. И само племя, и их боги были прокляты. Начался в их роду мор, и все умерли. Но несколько жрецов выжили. У них есть секрет, который не дает им навсегда уйти в землю. И они не отпускают от себя своего бога, они по-прежнему купают его в крови. Каждые пятнадцать лет они приходят на свое капище. Лепят нового идола, обжигают его в печи и приносят ему жертву – призывают к себе бога огня. Сам комбинат им не мешает – им просто больше не нужно рыть ямы, у них всегда есть печи для обжига. Они осторожны. Они никогда не трогают тех, кто работает на комбинате. Их никто не может увидеть, кроме…»