Невидимый флаг. Фронтовые будни на Восточном фронте. 1941-1945 - Питер Бамм

Фабрициус задумчиво посмотрел на меня:

– Нет, нет, ты совершенно прав. Наши звезды нам этого не сулят.

Он обнял меня за плечи, и так, бок о бок, мы пошли по раскисшей после дождей степи.

Мы вышли на дорогу, которая вела к поселку Бромзавод. Затем, примерно в 200 метрах от нас, мы заметили отчаявшегося водителя, который толкал в нашу сторону свой мотоцикл.

– Запомни мои слова, – сказал Фабрициус, – он везет сообщение, что русские танки перешли в наступление.

– Проклятый пораженец! Я ставлю бутылку коньяка, если он скажет что-нибудь другое.

Человек, который толкал свой мотоцикл по раскисшей степи, оказался – как будто мы нетерпеливо ожидали его – посланцем Дельфийского оракула. Фабрициус взял у него сообщение, прочитал его, а затем передал мне. Это было представление от командира роты, который просил наградить Железным крестом 1-го класса одного бывалого капрала, который отличился по службе.

Это был чудесный момент. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Мы были спасены.

Уже через час Железный крест 1-го класса был на пути к его законному владельцу. В качестве дополнительного приза мы отправили вместе с ним и бутылку коньяка.

Затем оба вернулись к исполнению своих непосредственных обязанностей. Через полчаса три бомбардировщика пересекли Татарский вал и сбросили свои бомбы на русские танки, сконцентрированные для атаки за ним.

Через 3 недели Фабрициус признался мне, что посланец Дельфийского оракула появился как раз вовремя. Именно он навел его на правильную мысль. После 20 безуспешных попыток связаться с аэродромом Фабрициус решил сделать последнюю попытку и лично направился туда. По счастливой случайности ему встретился сам командир эскадрильи. Он просто объяснил ему, что сейчас нет времени ждать соответствующего приказа от его начальства; если он сейчас же не вылетит, то к исходу ночи танки русских будут уже на аэродроме.

На войне иногда бывают такие критические ситуации, когда судьба целого фронта зависит от решительных действий всего одного человека – и тогда приходит успех. В те дни мы еще не знали, что успех у Татарского вала был началом конца целой армии.

Через несколько дней после памятного разговора в степи штаб дивизии перебазировался в Пятихатку, деревушку, расположенную прямо на перешейке, – одна из тех маленьких, убогих деревень, в которых в царские времена жили переселенцы из других краев. Из-за угрозы авиационных налетов на прочное каменное здание вблизи Бромзавода мы перевели полевой хирургический госпиталь в те помещения на Ишуни, которые ранее занимал штаб дивизии, а сами поселились в Воронцовке, расположенной в 4 километрах южнее.

Воронцовка некогда представляла собой имение графа Воронцова. В конце XVIII века Воронцов в течение многих лет являлся русским послом при Сент-Джеймсском дворе; его сын вырос в Англии, получил образование в Оксфорде, а после смерти своего отца вернулся в Россию и на южном побережье Крыма построил нечто вроде Версальского дворца. Когда умерла последняя графиня Воронцова, после нее остались сотни ценных платьев и костюмов, и их показывали перед войной посетителям дворца как ужасный образец излишеств, присущих правившему классу феодалов. В доме осталось большое число прекрасных греческих скульптур. Они были выкопаны из земли, когда разбивался сад, который отдельными террасами спускается прямо к морю.

Каждый раз мы выбирали себе жилье с той точки зрения, чтобы из него можно было легче всего эвакуироваться во время отступления, другой нашей важнейшей задачей была эвакуация раненых. Госпиталь не делал операций в тех местах, откуда невозможно было бы вывезти наших пациентов.

В результате прорыва немецких войск через Перекопский перешеек в 1941 году советские войска оказались расчленены на две группировки; одна из них отступала в сторону Севастополя, а другая – в сторону Керчи. Не было никаких сомнений, что подобная ситуация может повториться и на этот раз. Русские использовали Керчь как перевалочный пункт для дальнейшего отступления. Поэтому мы и выбрали Воронцовку, которая лежала немного к юго-западу от перешейка. Мы могли отступать в южном направлении или в сторону моря и в конечном итоге добраться до Севастополя.

В подобных ситуациях не могли помочь ни правила, регламентировавшие обращения с ранеными, ни инструкции начальника медицинской службы корпуса, во время отступления было не до хирургии.

В течение последующих двух недель продолжали прибывать некоторые новые подкрепления. Линия фронта вдоль Татарского вала вновь стабилизировалась, и во время затишья повседневная жизнь пошла своим чередом. Однако войска больше не чувствовали себя в относительной безопасности, как это было летом на Таманском полуострове. Где-то за линией горизонта притаилась постоянная угроза.

Даже во время затишья у медицинской роты было множество забот. В подобные периоды на роту было возложено не менее 19 различных поручений.

Самой главной заботой был полевой хирургический госпиталь, имевший двадцать коек для серьезно раненных, а также отдельную палату с 40 койками для легко раненных или же просто больных. На нашем попечении находились также два стоматологических кабинета, четыре химические лаборатории (они должны были использоваться в случае химической атаки), диспансер, наблюдательная палата для больных с нарушениями психики или же совершивших самострелы, а также мобильное подразделение, которое должно было обслуживать больных прямо в войсках.

Мы должны были снабжать всем необходимым медицинский персонал передовых постов, откуда раненых забирали машины скорой помощи и доставляли к нам. Кроме того, нашей роте иногда приходилось выделять людей для других заданий, например выносить раненых с поля боя. Надо сказать, что потери среди санитаров были даже выше, чем у солдат пехотных подразделений; вполне понятно, что раненых приходится вытаскивать с тех участков, где шли наиболее ожесточенные бои. Когда одного из наших капралов направляли в качестве санитара на передовую линию, он всегда очень быстро возвращался к нам обратно, но уже в качестве раненого. Люди крайне неохотно принимали подобные назначения.

Помимо всех этих обязанностей, мы должны были еще оказывать помощь ветеринарной роте, ремонтной роте, личному составу бронепоезда, а также грузинскому добровольческому батальону.

Один из наших офицеров был ответственным за медицинское обслуживание примерно 3 тысяч лиц из числа местного гражданского населения; он получил прозвище Списочный Доктор. За эту зону также нес ответственность боевой командир, который должен был обеспечить сохранность созданных здесь оборонительных сооружений. Затем мы вынуждены были взять под охрану знаменитый мост через Четарлык, находившийся как раз к югу от Ишуни. Наш сержант, заведовавший конюшней, проводил почти все свое время во внутренних районах перешейка, заготавливая исключительно хороший корм для лошадей. Зона ответственности нашей роты охватывала территорию с радиусом более 20 километров.