Тень охотника - Роман Попов

До рассвета ещё было время, и дружелюбная темнота надёжно скрывала от чужих глаз. Идти одному было не так уж сложно, даже приятно. За спиной никто не топал, и не сопел, будто подыхающая кляча. И не болтал в самый неподходящий момент. Как ни крути, а одиночку не переделаешь: волку хорошо лишь с волками.

Дом гадалки оказался неподалёку. Северянин замер, выглядывая из переулка. Втянул носом воздух: да, она была здесь. За последние дни, Сибия перестала пахнуть как табачная плантация, но характерный аромат есть у каждого – главное, уметь его уловить.

Окна маленькой квартирки под самой крышей были слепы. Сигерн, нахмурился. Может, дело в том диковатом помешательстве, что накрыло Аренгальд, но чутьё не давало покоя. Поразмыслив пару мгновений, он аккуратно двинулся вокруг жилища. Но шпионов, убийц, или хотя бы бродяг в окрестностях не обнаружил. Лишь тогда мужчина неспешно приблизился к двери, и остановился.

– Демонова сыть! – выругался он сквозь зубы.

Тонкая, едва уловимая дорожка запаха вела к входу, но потом утекала прочь, становясь и вовсе неразличимой. Похоже, провидица навестила мать, провела дома некоторое время, и ушла. Но вот куда? Оборотень прошёл по следу дюжину шагов, и прильнул к мостовой. Он вдыхал пахнущей камнем, рекой и конским навозом воздух, только никак не мог вычленить из общей путаницы тот самый аромат.

– Куда ты пошла, Сибия? – пробормотал он. Ещё было бы кому ответить.

Сигерн посидел ещё минуту, прошёлся туда и обратно, но всё без толку: человеческий нос просто не мог взять след. Он выругался, и укрылся во мраке переулка. Задумался. Вариантов оказалось не так много: вернуться к Ирвину с Кристаном, расписаться в собственном бессилии, либо… наёмник шумно выдохнул, и покачал головой.

– Но я же могу, – он поднял лицо к луне. Подтаявший с одного бока диск было почти не видно, но это не мешало, – нет, я должен её найти.

Ботинки простучали несколько шагов в одну сторону, затем в другую. Северянин вновь ощутил себя пойманным зверем. Зарычал, и ударил кулаком по стене.

– Драл я это всё! Весь этот демонов город, и тебя… Фрауг, – он рванул сюртук, и с силой швырнул на землю.

Раздевшись догола, мужчина завернул своё добро в грязное зелёное сукно, и спрятал между ветхих на вид ящиков. Кровь колотила в виски, дыхание стало частым и глубоким. Он встал посреди переулка, раскинув руки. Вгляделся в луну.

– Ну, вот он я! Давай, делай своё дело!

Громовые удары сердца будили внутри нечто неистовое. Хищник, которого Сигерн Клосс старательно давил многие годы, снова встрепенулся. Вой волной вырвался из лёгких, и устремился в пасмурное небо. Не все ходящие в шкуре могут перекинуться вот так: без полнолуния, без заповедного места и наговоров жреца. Но он мог, раньше, в безумно далёкие годы. Почти в другой жизни.

Ночное светило отозвалось на зов. Не сразу, но тело стало наполняться дикой, распирающей его силой. Оборотень зарычал, рухнул на колени, и почувствовал, как спина покрывается чёрным мехом. Но в этот раз рвущая мышцы боль оказалась мягкой. Естественной. Зверь пришёл на смену человеку крадучись, почти не навредив. Может от того, что его не встречали проклятьями и ненавистью?

Мир выцвел, зато темнота совершенно перестала мешать. Потоки запахов обрушились со всех сторон. Чуткий нос затрепетал, без труда выделяя тот, что принадлежал гадалке. Вот он! Яркой путеводной нитью уходит вдаль. Волк вынырнул из-под прикрытия стен, и помчался по следу.

******

Люди привыкли считать, что животные глупы. Конечно, их же так легко заманить в ловушку или подстеречь у водопоя. Подойти с наветренной стороны, сделать один верный выстрел, и готово – отнять жизнь совсем не сложно. Да, в мире зверей нет капканов и запаха ружейной смазки. Их смыслы просты: борьба, поиск, скоротечная радость любви. Потомство должно окрепнуть как можно скорее, ведь им тоже придётся выживать. Клыками и когтями доказывать право на очередной день, очередную добычу, на лучший кусок и достойную пару. У них попросту не будет времени для откровенных глупостей, вроде интриг или безделья. Такие вещи туманят разум, крадут бдительность. Верно, животные понимают меньше. Но почуяв опасность, они уходят, а вот человек порой оказывается смертельно наивным.

Сигерн трусил по городским улицам, и заново впитывал мир людей. Каждый запах, каждый звук, казался непривычным, будто он родился заново. Конечно, он иногда не мог, или успевал заглушить сознание убойной порцией алкоголя, и луна брала своё: тогда случайные превращения оказывались пыткой. Ночь превращалась в бредовый кошмар, хотелось затаиться, переждать наваждение в какой-нибудь норе. Запоминался лишь ничем не разбавленный звериный страх. А страх делал волка опасным. Потом утро наваливалось кучей проблем: один, без одежды, не пойми где, и хорошо, если на губах не чувствуется соль чужой крови.

Сейчас всё было иначе. Ужас не затмевал разум, мысли текли гибким живым ручьём где-то в глубине сознания, давая простор для бурного потока новых ощущений. Вода. Вот шумит Арен, пойманный в каменный капкан, нагруженный тушами кораблей и бесчисленных лодок. Он недоволен. Вдалеке кричат люди: глушат тревогу отчаянной злобой, дерутся, чтобы не было так страшно. Как звери. Город вообще пропитался страхом и жестокостью, как поношенная одежда грязью. Так пахли родные предгорья Сигерна. Этот дух он ненавидел всем сердцем.

Просыпались воспоминания.

– Это добыча. Взять! – узловатый палец старого как столетний дуб Фрауга указывал на пленника.

– Нет, я не хочу! Не хочу! – маленький щенок замотал головой. Попытался прижаться к шубе кормилицы, но та оттолкнула. Когда жрец оказывался рядом, глаза женщины становились холодными и пустыми. Он приказывал – род подчинялся.

Жёсткая рука вцепилась в волосы паренька. Он увидел две янтарных луны в обрамлении бороды, похожей на серые тучи. От толчка чужой воли зверь внутри взвыл, оскалился, и вырвался наружу, ломая молодое тело, словно прутья клетки. Юный оборотень заорал, и повалился в сугроб, стремительно меняясь. Кости трещали, мех клочьями прорастал сквозь кожу.

– Взять! – снова велел старик.

Раненный в ногу мужчина барахтался в окровавленном снегу. Он был привязан к шесту, как коза: руки схвачены верёвкой за спиной, кляпа нет, чтобы охотник мог слышать вопли жертвы.

Человек в маленьком Сигерне ещё мог противиться чужой власти, а зверёныш уже нет – он превратился в комок страха и ярости. А в страхе нет силы, только злоба. Лапы сами рванулись к обречённому, он попытался лягнуть волчонка, тот проворно носился вокруг, терзая добычу одиночными укусами. Вот мужчина попробовал встать, но застонал от боли и рухнул на колени. Щенок оскалился.

– Убей! Ты сильнее, убей! – трескучий голос вновь задавил жалкое биение разума.

И он убил. Вцепился иглами зубов в податливое горло.

Весь род, собравшийся на праздник зимней луны, замер вокруг. Люди-волки стояли плотной толпой, сидели на камнях, наблюдали с ветвей и утёсов. Презрительных, недовольных, даже испуганных взглядов хватало. Сочувствующего – ни одного. В такт загнанному сердцу грохотал далёкий барабан. Горевал, пожалуй, только колючий ветер, швырял в глаза снежинки и тоскливо выл.