Убийство Иисуса. Расследование самого громкого преступления в истории - Билл О’Рейли

Но, как ни ужасно бичевание, это только начало смертных мук. Verberatio – лишь прелюдия к распятию.

Покончив с овсянкой, солдаты встают из-за стола. Пора заняться делом.

* * *

Осужденного Иисуса конвоируют во дворец Понтия Пилата. Звук шагов – самого Иисуса, окружающих его первосвященников и храмовой стражи – эхом отражается от булыжной мостовой. Уже почти семь утра, и Иерусалим просыпается. Пусть Иисуса лежит мимо небольшого stratopedon («бараков»), откуда мрачно наблюдает за небольшой процессией дворцовый гарнизон, мимо роскошного парка, разбитого Иродом Великим много лет назад, с прудами, рощами, тихими тропинками и воркующими над водой голубями. Стена дворца граничит с парком с северной стороны. Иисуса ведут вдоль этой стены, подводят к воротам, где как раз сменяется стража – она дежурит по четыре часа.

Кайафа требует немедленной встречи с Пилатом. Он стоит перед воротами вместе с Иисусом, храмовой стражей и всем Синедрионом. Однако, поскольку войти в ре-зиденцию язычника накануне Пасхи первосвященник не может – он рискует стать нечистым и потерять возможность вкусить священную трапезу, – Кайафа просит, чтобы Пилат вышел сюда, к ним. Это серьезное нарушение субординации, но Пилат должен понять, что дело нешуточное и не терпит отлагательств.

Дворец огромен: это укрепленное здание протяженностью 140 метров с юга на север. Два крыла его носят имена Кесарий и Агриппий. На стенах через равные промежутки высятся башни, за стенами – несколько крытых дворов с колоннадами. На южной стороне дворца, сразу за стеной, имеется открытый двор, именуемый praetorium: там проводятся встречи с народом, судебные разбирательства и другие публичные мероприятия.

Так что, пока Пилату докладывают о посетителях, пока префект одевается и выходит к воротам, – проходит немало времени. Определенно, он не рад видеть ни храмовую стражу, ни первосвященников в роскошных одеяниях, ни избитого и измученного узника.

– В чем вы обвиняете человека сего? – раздраженно спрашивает Пилат.

Этого Кайафа и боялся! Он хочет, чтобы Иисуса убили римляне, однако обвинение в богохульстве – чисто иудейское. Римлянам плевать на то, кто и как оскорбил еврейского Бога. А Пилат, который иудеев и их обычаи терпеть не может, и подавно не станет рисковать карьерой ради того, чтобы казнить кого-то по иудейскому закону.

– Если бы он не был злодей, мы не предали бы его тебе, – уклончиво отвечает Кайафа.

Но Пилата так легко с толку не собьешь.

– Возьмите его вы и по закону вашему судите его.

– Нам не позволено предавать смерти никого, – объясняет Кайафа.

– Я не нахожу никакой вины в этом человеке, – отвечает Пилат.

Тут подает голос еще один первосвященник.

– Он возмущает народ, уча по всей Иудее, от Галилеи до сего места.

– Разве он галилеянин? – переспрашивает Пилат.

Это обстоятельство подсказывает ему выход из затруднения. Синедрион явно пытается заманить его в политическую ловушку. Но если Иисус – галилеянин, его дело должен разбирать Ирод Антипа. Галилея находится в юрисдикции тетрарха, а дворец Антипы всего в нескольких кварталах отсюда.

Пилат отказывается принять Иисуса и заключить под стражу. Он распускает собрание, а Иисуса приказывает отвезти к Антипе. И снова его ведут по залитым утренним солнцем улицам Верхнего Иерусалима. Паломников из Галилеи и других бедных иудеев здесь не видно: в такой ранний час им нечего делать в районе, где живут богачи. Кое-где на порогах домов видны рабы с ведрами и метлами. Они заняты утренней уборкой, пока хозяева их завтракают в глубине дома.

Пилат, должно быть, думает, что ловко отделался от Кайафы и его требований, но ошибается. Скоро вся толпа, вместе с Иисусом, снова стоит у его ворот.

Ирод Антипа обрадовался, что наконец видит знаменитого Назареянина, и некоторое время из любопытства с ним беседовал. Даже просил показать какое-нибудь чудо.

Антипа не боится ни Кайафы, ни первосвященников; у них нет власти над ним. Сколько они ни швырялись обвинениями в адрес Иисуса, надеясь склонить тетрарха на свою сторону, Антипа даже не стал их слушать. Ясное дело, тут идет подковерная борьба между Храмом и Римом, и нужно быть последним дураком, чтобы лезть в их дела! Кроме того, ему все еще не дает покоя смерть Иоанна Крестителя – и предсказания, что эта казнь будет стоить ему царства. Последнее, что нужно сейчас Антипе – казнить еще одного праведника!

Хоть Иисус и отказался творить чудеса ради развлечения царя, Антипа не нашел причин осуждать его на смерть. Впрочем, он позволил своим охранникам посмеяться над Назареянином, с издевкой накинув на плечи узнику старый пурпурный плащ. Пурпур – цвет царей.

* * *

Снова Пилат стоит у ворот своего дворца и решает, что же делать с Иисусом. Антипу он недооценил – забыл, что тетрарх вырос во дворце, где уметь интриговать и распознавать чужие интриги было так же необходимо, как дышать. Странно сказать, но в решении Антипы Пилат чувствует жест некоей молчаливой солидарности с ним: Антипа, сам иудей, тоже не хочет казнить непонятно кого непонятно за что по указке иудейских первосвященников. До сих пор Пилат с Антипой друг друга недолюбливали, но после этого дня сблизились и стали друзьями.

И все же надо решить, что делать с хитроумным Кайафой и его требованием.

Иисус перед Пилатом. Фрагмент. Михай Мункачи. 1881

Возможностей все меньше. Пилат не может просто приказать иудеям отпустить Иисуса: это нарушение их религиозного закона – то, что император Тиберий римским прокураторам прямо запрещает.

Но и принимать узника он не хочет. Может быть, приказать Кайафе отправить Иисуса в Антониеву башню и держать там, пока не кончится Пасха – а может быть, и дольше, пока Пилат не уедет из города?.. Но более всего Пилат не хочет неприятностей. Так что в конце концов он отсылает Кайафу домой и неохотно заключает Назареянина под охрану своих солдат.

Теперь судьба Иисуса в руках Рима.

* * *

Понтию Пилату любопытно, из-за чего сыр-бор.

– Ты – царь иудейский? – спрашивает он Иисуса.

Прокуратор сидит в судейском кресле, на возвышении, на открытом мощеном дворе, прилегающем к южной стене дворца. Вокруг собралась небольшая толпа зрителей.

Это место Пилат выбрал для разбирательства по многим причинам. Оно удалено от центра дворца, но неподалеку находится его небольшой личный гарнизон. Преторий, в сущности, не относится к дворцу, это смежная с ним территория. Однако с дворцом он соединен воротами, через которые может прийти и уйти сам Пилат и можно ввести, а затем спокойно увести в тюрьму Иисуса.