Потаенные места - Кэтрин Уэбб

– Это просто смешно, – прервал ее мысли суровый голос Нэнси. – Пудинг, прекрати, милочка. Пойми, я понимаю, как все это ужасно, но ты должна взять себя в руки. Слезами тут не поможешь.

– Но, мисс Хадли, я не могу этого вынести! Не могу! Донни никогда бы не причинил вреда Алистеру, у него не было причин. Алистер совсем не был сердит из-за роз… Мой брат невиновен. Он мне сам так сказал!

Голос Пудинг был наполнен страданием. Констебль Демпси беспокойно переминался рядом с ноги на ногу и, казалось, был в нерешительности: следует ему похлопать девушку по плечу или нет.

– Насколько мне известно, мисс Картрайт, ни у кого не было повода причинять вред мистеру Хадли. Боюсь, это обстоятельство делает лишь более вероятным то, что нападение совершено человеком, лишенным рассудка, – сказал Блэкман.

Пудинг с трудом перевела дыхание:

– Я видела, как Таннер лежал пьяным на фабрике! Две недели назад… Он спал на угольной куче с бутылкой в руках! Я заметила его, когда зашла забрать Донни из генераторной. Бьюсь об заклад, Алистер строго поговорил с этим забулдыгой. Может, даже грозил ему увольнением. Таннера часто заставали пьяным и раньше! И все знают, какой он скотина! Он…

– У него есть алиби, мисс Картрайт. Я проверял. Вы не единственная, кто указал пальцем на мистера Таннера, и…

– Готова спорить, это алиби подтверждает лишь кто-то из членов его семьи!

– Вовсе нет. Его подтверждает Боб Уокер, хозяин «Белой лошади» в Биддстоне. Он сообщил мне, что мистер Таннер был так сильно пьян ко времени закрытия его заведения в ночь перед убийством, что мистер Уокер посчитал своим долгом отвести его в сарай за домом, чтобы тот проспался. Там мистер Таннер и находился, когда его попросили уйти в девять утра, то есть в то время, когда мистер Хадли был уже мертв.

– Но… Он мог уйти, а потом вернуться, не так ли?

– Это очень маловероятно, учитывая немалый путь до фабрики и то состояние недееспособности, в котором он, по словам владельца паба, пребывал. И давайте не будем забывать, что у нас нет ни малейшего доказательства, что он каким-либо образом замешан в этом убийстве.

Подбородок Пудинг на мгновение коснулся груди, и она глубоко вздохнула. Но затем она подняла голову, и взгляд девушки упал на Ирен. В глазах Пудинг зажегся огонь отчаяния.

– А как насчет нее? – выкрикнула она исступленно. Повисла пауза, во время которой Пудинг подняла руку и указала на Ирен. – Как насчет миссис Хадли? Она не любила Алистера! Все это видели. Так сказала мамаша Таннер прямо ей в лицо. И… она унаследует все, верно? Усадебную ферму, фабрику и остальное. Они теперь ее, ведь так? И она может делать, что пожелает!

Воздух в гостиной, казалось, стал густым. Ирен была ошеломлена. Отчасти ее поразило то, что вопрос о наследстве не пришел ей в голову раньше. Ей наконец стала ясна причина явной враждебности Нэнси и ее язвительных намеков. Мысль о свалившемся на голову наследстве была тяжела, как мельничный жернов. Благополучный побег в Лондон откладывался. Она увязла в слотерфордских делах куда глубже, чем ожидала. Но фабрику и ферму можно продать, напомнила она себе, или найти арендаторов. Что оставило бы Нэнси без дома, в котором та прожила всю свою жизнь. Старая женщина потеряла бы единственное место, где ее окружали призраки дорогих ей людей.

– Но… Мне ничего не нужно! – заявила Ирен, словно капризный ребенок.

– Видите? – отозвалась Пудинг, ее убеждение в собственной правоте, казалось, еще больше возросло. – Видите? Она даже не отрицает, что не любила его!

– Пудинг, довольно. Ирен была здесь все утро, это без труда засвидетельствуют слуги. И она такая худая, что ее можно считать практически беспомощной. Этой женщине не под силу было нанести Алистеру… такие раны, – проговорила Нэнси.

– Она могла незаметно выскользнуть из дома! Она не любила его, но была с ним связана, и разлучить их могла только смерть, разве не так?

Суперинтендант Блэкман встал на ноги.

– Мисс Картрайт, я понимаю ваше состояние, но это не дает вам права бросаться обвинениями в адрес невинных людей, – произнес он сурово.

– Но… но ведь вы то же самое делаете относительно Донни! – воскликнула девушка.

– Нет, не то же самое.

– Конечно, это сделала не я! Как можно? Я никогда бы не пошла на убийство, – проговорила обретшая голос Ирен, вставая со стула.

– Миссис Хадли, никто вас ни в чем не обвиняет, – сказал Блэкман.

– Нет! Я ее обвиняю, – вмешалась Пудинг. – Я знала, с ней что-то не так, еще когда впервые ее увидела. Как можно не любить Алистера? Она, верно, с самого начала задумала его убить. С тех пор, как вышла за него замуж.

Сказав это, Пудинг безудержно разрыдалась.

– Клара! – резко крикнула Нэнси в сторону коридора, после чего экономка, которая явно находилась неподалеку, вошла и увела Пудинг.

Констебль Демпси посмотрел вслед девушке с выражением участия на лице, но опустил взгляд, заметив, что начальник наблюдает за ним.

Ирен вновь опустилась на стул, но сидела как на иголках, чувствуя себя голой. Нэнси стояла напротив со сложенными руками. Два полицейских обменялись взглядами.

– Пожалуй, на данный момент этого достаточно, – сказал Блэкман. – Мы еще увидимся, миссис Хадли и мисс Хадли. Уверен, это произойдет в ближайшее время.

Он вежливо кивнул каждой из них, но когда его глаза остановились на Ирен, та заметила, что его нынешний взгляд отличался от прежнего. В нем больше не было сочувствия. Зато в его глазах угадывались сомнения и подозрительность. Ирен вспомнила, как улыбнулась, открыв им дверь, вспомнила об изумрудном шарфе на шее и похолодела.

Камера в полицейском участке Чиппенхема была маленькой и тесной, с решетками на крошечном окне и грязным каменным полом, покрытым глубокими трещинами. Полицейский, сидевший в приемной, провел сюда Пудинг и доктора Картрайта, хотя каждая черточка лица старого служаки, казалось, выражала неодобрение. Медные пуговицы на его форме блестели, от него пахло гуталином, камфарой[66] и луком, и Пудинг была рада, что отец пришел вместе с ней. Было маловероятным, что ее пустили бы к брату одну. Полицейский устроил целое шоу, проверяя через смотровое отверстие в двери, не стоит ли за ней Донни, готовый наброситься на него из засады, а потом долго звенел ключами, открывая замок. Как только Пудинг и ее отец оказались внутри, он запер за ними дверь, и скрежет поворачивающегося в замке ключа заставил девушку содрогнуться. От параши шел сильный неприятный запах. Донни сидел на краю узкой кровати в той же рубашке и брюках, которые доктор Картрайт передал ему много дней назад. Они выглядели мятыми, несвежими, и первое, о чем подумала Пудинг, – это что Донни понадобится чертовски хорошо поработать мочалкой в ванной, когда он вернется домой. Ей было все еще никак не осознать, что он может не вернуться домой никогда.