Единица безумия - Оксана Николаевна Сергеева

вылезла из постели, лицо хмурое, помятое.

– Это кто? – Взгляд на мгновение задержался на Марке, потом снова переместился на сына.

– Друг, – объяснил Андрей. – Почему сразу про пожар мне не сообщила?

– А зачем? Ты бы все равно не приехал. – Сжав губы, села на табуретку.

– Я же здесь!

По ее лицу пробежала тень сожаления. Впрочем, оно почти мгновенно снова приобрело раздраженное выражение. Она завозила ладонями по столу и чуть не сшибла солонку. Андрей видел, что мать была абсолютно трезва, запаха алкоголя от нее не чувствовалось, но руки ходили ходуном.

– Как все случилось? Папик где? Миха? Куда все делись? Почему ты одна?

– Слиняли куда-то оба.

– Как дом загорелся?

– Не знаю, я спала… ночью дело было. Бруня меня разбудила. Сорвалась с цепи, скулила, лаяла, в дверь скреблась.

– А ты, значит, так крепко спала? Веселый вечерок был?

– И ты туда же! – вспылила женщина. – Не пью я, не пью! В рот не брала! Устала за день! Работала!

– Ладно, мать, успокойся, сын приехал, помочь хочет, – вмешался Марк, незримо присутствующий в комнате все это время где-то слева и сзади, – рассказывай все по порядку.

– Не дала этому ироду на бутылку, вот он хату и подпалил… а потом умотал… Что тут еще рассказывать? Думал, гулять будет на мои денежки… Что рассказывать? – повторяла суетливо. – А не тут-то было! Я сказала, ни копейки не дам. Мне крышу чинить и забор новый… надо было…. Гад… если б не Бруня… я как выскочила… только документы и успела прихватить… – посыпала цветистыми матами.

– А деньги?

– Какие деньги? А-а-а… так пропали, наверное, сгорели. Я до серванта не добралась.

– Чего руки дрожат?

– Руки? А у тебя б не дрожали? Хату спалил гад! – разрыдалась.

Андрей сжал ее ладонь. Ему захотелось сделать что-то вежливое, располагающее, как-то успокоить мать. Ее слова оставили тяжелый осадок, почти поскрипывающий на зубах.

– Все, успокойся. Главное, сама жива осталась, с остальным разберемся. В полицию ходила?

– А что полиция? – Некоторое время она молчала. Утирала слезы, шумно вздыхала. Потом снова заговорила: – Сказали, радуйся, мол, что соседи не пострадали, а то было б тебе небо в клеточку. Спасибо Антоновне, что приютила.

– Ладно, не переживай, я все решу.

– Давайте хоть чайку попьем, чего ж я вас как чужих… – смягчилась она после обещания сына. Поставила чайник, сунула в кружки чайные пакетики.

Передвигалась мать по кухне, прихрамывая. Ходьба давалась ей с трудом.

– Что с ногой?

– Ушибла. Говорю ж, если б не Бруня… – в глазах отразилось простое беззлобное страдание.

Андрей сделал попытку ей помочь. Раскрасневшаяся от этого разговора и от усилий, она отказалась от его помощи, потом вгляделась в сына внимательно, как бы ища в его лице ответ на какой-то вопрос, грустно улыбнулась и сказала:

– Женился, что ли? Даже не сообщил.

– Женился, – кивнул он, посмотрел на свое кольцо и сел за стол.

– Девушка хоть… хорошая?

– Хорошая.

– Ну… хорошо тогда… – Протянула руку, собираясь взъерошить его волосы небрежным жестом, ровно как в детстве, но, спохватившись, одернула руку и лишь неловко погладила по плечу.

Бруня постукала хвостом по полу и устремила на Андрея пытливый взгляд.

– Иди сюда, – позвал он.

Овчарка, поощренная его голосом, аккуратно приблизилась к нему, припадая на все четыре лапы.

– Бруняшка, хорошая ты моя собачка, – положил руку ей на спину.

– Соскучилась по тебе. Корму бы ей купить.

– Я ее к себе заберу. Да, Бруня? У меня и будка имеется…

Чай Рысь не пил. Посидел еще немного, дожидаясь хозяйку дома.

Уходя, еще раз пообещал все решить и дал матери денег, чтоб нахлебницей у Антоновны не была и одежду какую-нибудь себе купила. Он не знал точно, куда делся отчим, мог только догадываться.

– Ну че, пошли… туманы над рекой, – вздохнул Марк.

– Где ж его искать теперь, козла этого?

– Думаешь, за кордон свалил? В родных пенатах он. И денежки при нем. Те, что пропить не успел.

– Думаешь? – посомневался Рысь.

– Андрюша, я тебя умоляю, – посмеялся Каверин, не утративший доведенную до инстинкта способность постоянно анализировать ситуацию. – Такие все при себе держат, не в банк же он бабло потащит, сам подумай. Он там, где его кореша. Там, где он похвастать может. В горло льет, рублем раскидывается.

– Значит, поедем к его корешам. Только Бруню домой отвезем. Не зря папка «Домик Хоббита» заказал, должен же в нем теперь кто-то жить.

Глава 23

Ситуация, в общем, складывалась довольно неприятная. Прямых доказательств, что отчим деньги спер и мать поджег, у Андрея не было, но по всему выходило именно так. Какие еще могут быть варианты? Мать страстно убеждала в своей трезвости, и Андрей хотел этому верить. Сколько себя помнил, желал лишь одного: чтобы не пила. Любил ее, несмотря ни на что, и всегда жалел. Бесновался от злости, видя, как она губит себя, тратя жизнь непонятно на что. От невозможности повлиять на нее и что-то изменить его сыновья любовь временами перерождалась в настоящую ненависть, но мать все равно шла своей дорогой.

Спутников тоже выбирала себе под стать, особой избирательностью не отличаясь. Странно получалось. Ведь всегда и во всем искала выгоду, а выходило наоборот – чаще пользовались ею. Всегда она кого-нибудь содержала. Какого-нибудь очередного неудачника, типа отчима. Вечно замусоленные штаны, вечно руки в карманах… и мамка вечно с сумками из магазина. Выходя из школы, хотел кинуться ей на шею, да сумки эти все время мешали. Так и шли они молча, постепенно ускоряя шаг, будто от кого-то убегая. Дома облегченно вздыхали. Тогда мать расспрашивала про школу, про учебу. Андрей рассказывал, а она рассеянно кивала, угукала, суетясь между столом, плитой и холодильником. Отчим чаще молчал, чем говорил, ничего не спрашивал. Был угрюм и неразговорчив. Продолжалось это до тех пор, пока на столе не появлялась бутылка. Тогда его усталое, нерадостное лицо мгновенно оживлялось, веселело. Он потирал руки, мол, после тяжелого трудового дня одну стопочку можно, хвалил жену, самого себя и даже Андрея. Хорошо у них, дескать, дом полная чаша. Выпив, набрасывался на еду, в нем просыпался «отец», появлялась какая-то осмысленность во взгляде. Он задавал вопросы,