Homo commy, или Секретный проект - Игорь Харичев

Анатолий Николаевич не стал сопротивляться. Вскоре они вместе с сыном поедали борщ. Какой пустяк. И какое блаженство.

Потом он продолжил подготовку к дебатам. Но в голову лезли другие мысли. Елена была права – до выборов оставалось не так уж и много времени. Какой результат принесет ему декабрь? Победу? Или поражение? «Надо как следует работать, и всё получится», – успокаивал он себя. Вскоре он заснул.

Новый день вернул старые заботы. Анатолий Николаевич продолжал готовиться к дебатам. Когда блеклое солнце бесцеремонно полезло в окно, подал голос телефон.

Звонил майор. Голос у него был энергичный.

– Как, готовитесь?

– Да.

– Хочу к вам приехать. Ненадолго отвлечь. Можно?

– Конечно.

Майор появился через двадцать минут. Снял куртку, поправил прическу. Вид у него был торжественный.

– Я подготовил выжимку новостей. На тот случай, если будут вопросы по текущей ситуации. Примеры того, как опять заморозили города и населенные пункты. Информация по олигархам. И всякое другое. Пробегите. Может оказаться полезным. – Он положил на стол стопку листков. Помолчал. Глянул просветленными глазами. – Я прочитал то, что вы написали. Мне любопытно было. Знаете, Анатолий Николаевич, я с таким удовольствием читал. Это… глубоко, сильно. Вы… необычный человек.

Анатолий Николаевич изобразил смущение.

– Да ну, бросьте.

– Нет, честное слово, это очень интересно. Я даже, знаете, что подумал? – Какими восторженными были глаза майора. – Я подумал, что если бы Ленин был жив, он сочинил бы то же самое. В общем, вы – прямо-таки Ленин сегодня.

Кузьмин опешил.

– Вы загнули, Виктор Петрович.

– Если загнул, то самую малость. Листовки с этим текстом делают. Я заказал, как вы учили: десять тысяч официально, а еще сорок – неофициально.

– Пятьдесят тысяч?! Это много.

– Ничего. Пусть читают. Нужная вещь… Всё. Больше не буду мешать. Счастливо выступить на дебатах.

Он ушел, оставив Анатолия Николаевича в растерянности. Это ж надо такое придумать – Ленин сегодня. Но он не мог не признаться себе, что ему приятно подобное сравнение.

Потом всё вытеснила тревога – неумолимо приближался час начала дебатов. Час неопределенности. Испытаний.

«Нельзя волноваться», – говорил себе Анатолий Николаевич. И волновался. Чересчур ответственным было то, что ожидало его.

Время страдало аритмией – то плелось, то гнало минуты. В конце концов, настала минута сборов. Он одел самую лучшую рубашку, белую в тонкую полоску, галстук. Выходной костюм был один. Выбирать не приходилось. Тут он увидел, что брюки измяты, кинулся за утюгом. Скоростная глажка дала некоторый результат. Наконец, всё было готово.

Игорь ждал его. Ленивое вечернее солнце покрывало машину и окрестности блеклым светом. Уходящая осень расщедрилась на хорошую погоду. Было совсем не холодно.

Валентина сидела на заднем сиденье. Дверца услужливо пропустила его внутрь.

– Как ты себя чувствуешь? – Услышал он, придавив сиденье.

– Нормально. Хотя волнуюсь.

– Всё будет хорошо, – уверенно произнесла она и взяла его за руку. – Главное – не волноваться.

Город охотно подставлял свои улицы, помогая перемещаться к телестудии. Горожане спешили домой, топтали тротуары, бегали перед машинами. Кто из них будет смотреть дебаты? Досмотрит ли до конца?

Ему вспомнились слова про Ленина сегодня. Какой же он Ленин, если опростоволосится? Нет, оплошать он не имел права.

Здание телестудии остановилось рядом с машиной. Всё было так необычно – проходная с милиционером, через которую Анатолия Николаевича, а с ним и Валентину беспрепятственно пропустили, высокие гулкие коридоры, студия с громоздкими телекамерами, яркими прожекторами. Перед ним было пространство с задником, фигурным столом и стульями, пространство, которое втиснется позже в экраны телевизоров во многих домах города и окружающих его селах.

– Ты представь себе обычный зал. Будто люди перед тобой сидят, – советовала Валентина. – Так легче будет. Ты же привык выступать перед людьми.

Анатолий Николаевич рассеянно кивал в ответ. Мыслями он пребывал в пространстве слов, на которое распалось придуманное им выступление. Он пребывал в мире неких ощущений, тревожных и радужных одновременно.

Тут он увидел своих конкурентов. Красиво одетый Мельниченко ходил взад-вперед с мрачным видом. Квасов, толстый, важный, стоял неподалеку и старался не смотреть на Анатолия Николаевича. Другие не известные Анатолию Николаевичу кандидаты нервно грызли пальцы, изображали невозмутимость. Равнодушно сидел на случайном стуле профсоюзник Демин. По его лицу казалось, что он уже раздумал участвовать в выборах.

Ведущая с известным лицом, красивая, изящная, холеная, появилась неведомо откуда.

– Так, внимание. Кандидаты, подойдите ко мне. Быстрее. Я инструктаж проведу. Так, объясняю, как пройдут дебаты. Сначала по три минуты на изложение программы. Потом вопросы. Отвечать кратко. Время не перебирать. И еще. Не забывайте, что вы перед телекамерой. Не трогайте нос, подбородок, не стройте физиономии. Так, сопровождающие лица. Никаких подсказок, никаких разговоров. И никаких хождений. Вот там оставайтесь, в углу. Если не можете себя контролировать, лучше выйдите. Всё. Кандидаты, займите места. С учетом табличек на столе.

Анатолий Николаевич выполнил просьбу-приказание. Квасов и Мельниченко сели напротив. Демин – рядом с ним. Все места оказались заняты. Телевизионные люди принялись подстраивать камеры, свет, микрофоны. Звучали непонятные команды. Тянулись тягучие минуты.

Вдруг прозвучало: «Эфир!» Телевизионное действо началось.

«Нельзя волноваться», – твердил про себя Анатолий Николаевич. И волновался. Шутка ли – выступать перед сотнями тысяч людей.

Три минуты на изложение программы. Это мало, и это много. Мало, если говорить дело, много, если слушать галиматью. Анатолий Николаевич терпеливо ждал своей очереди. Что-то говорил Демин, потом Квасов. Анатолий Николаевич не слышал их слов. Ему было не до чужих мыслей.

Наконец настал его черед. Что он видел перед собой? Там телекамера, тут конкуренты. Как выступать? Вспомнив совет Валентины, Анатолий Николаевич представил, что он в зале, и зал из тех, какие он достаточно повидал в последние месяцы, в каких привык разговаривать с людьми. И вот к тем, кто как бы присутствовал в воображаемом зале, обратился он:

– Идея коммунизма есть идея справедливости. Бог создал нас равными…

Григорий смотрел на экран телевизора с легкой усмешкой. Как поведет себя Кузьмин? Григорий почти не сомневался – это будет блеклое, неубедительное выступление. Трудно ждать успеха от человека, впервые появившегося в студии, лишенного опытных наставников… Что это?! Энергичное лицо, воодушевленный взгляд. С легкостью вылетающие слова: