Орлиная гора - Инна Живетьева

Лея! Покровительница любви! Пусть он вернется. Анна наклонилась, коснулась горящей щекой прохладных лепестков. Пусть вернется, пожалуйста. И придет к ней.

Принцесса опустилась на пол, оправила подол вокруг коленей. От цветочного запаха кружилась голова, и снова чудился тот взгляд. Ах, Лея! Ты же видишь, как сильна любовь. Помоги!

Ослепительная молния вспыхнула за окнами оранжереи, точно самого Ларра прогневала просьба. Ударил гром, зазвенели стекла. Анхелина испуганно вскинула пальцы к губам, замотала головой: нет! Нет, пусть он уцелеет, пожалуйста! Пусть он только уцелеет! Не надо любви, Ларр, не надо! Только обереги его. От пули меткой, от железа острого, от огня безжалостного, от воды бурной. От предательства и от подлости. От зависти и от злобы.

Принцесса молилась, судорожно вытирая слезы. Расплывались темные пятна на шелке; выбилась непослушная прядка волос, прилипла к мокрой щеке. Гроза скатывалась на восток, точно без нее там мало было огня и грохота.

Только уцелей…

* * *

Шакальи дожди! С утра гроза расцвечивала небо слепящими сполохами. Страшно было ехать через степь, и всадник торопил коня, спешил добраться до леса. Только отогрелся, отжал плащ – даже не успел просушить над огнем, – и снова в дорогу. Гроза сменилась ливнем, а к вечеру плотные струи раздробились на крупные редкие капли. Когда только прекратится?! Не погода, а дерьмо шакалье! Плащ уже не защищал, а холодил плечи и спину, стал невыносимо тяжел и заставлял горбиться. Промокли и мундир, и рубаха. Кажется, даже в сапогах хлюпает вода. Скорее бы в тепло! К счастью, укрытые под навесом костры первого круга охраны уже остались за спиной. Потянуло запахом наваристого супа, и желудок сжался от голода.

Охранник глянул подозрительно. От усталости память показалась размытым глинистым оврагом. Солдат уже шагнул было загородить путь, когда Темка вспомнил пароль королевских порученцев:

– Синий дрозд.

Возле палатки нагнал промокший Шурка. Темка мешком свалился с седла, отдал повод.

– Я принесу поесть.

Княжич задумался. Желудок возмущенно дернулся и утих. Нет сил даже ложку держать. Рухнуть бы бревном, закрыть глаза – и чтобы не теребили до утра. Нет, не дождется он Шурку с ужином.

– Не надо. Дегу почисти.

Мальчишка послушно кивнул. Потянул Дегу за повод, повел сквозь дождь.

Пальцы скользнули по мокрому пологу. Из глубины палатки дохнуло теплом. Темка ввалился внутрь и несколько мгновений тупо рассматривал пустые лежанки. Ах да, Фальк остался у коннетабля. А Лесс тоже мотается с поручениями. Вот уж не подумал бы, что бывший Крох будет так верно служить королю. Многие хотели бы поймать его на предательстве или хотя бы небрежности. Противно сознавать, но Темка тоже ждет, когда Марик проколется. Тогда можно пожать плечами и вычеркнуть его из памяти как подлеца и труса.

Хорошо, что никого нет. Спасибо Шурке – не забыл про жаровню, и сейчас от подернутых пеплом углей шло ровное тепло. На ящике стояла зажженная лампа, не пришлось шарахаться в темноте.

Плащ тяжело свалился с плеч, полетели следом перчатки. А вот с сапогами пришлось повозиться. Наконец Темка рухнул навзничь на лежанку, даже не стянув мокрый мундир. Трое суток королевские порученцы носились без продыху, что парни постарше, что мальчишки. Эдвин стягивает войска, готовится большое наступление. Усталость, придавившая Темку к постели, приятна – княжич тоже делает свое дело, он нужен королю. Хорошо… Вот только бы мундир и штаны стянуть.

Сел, повел плечами. В теплом воздухе палатки дрожь прошла, и в сон тянуло еще сильнее. Княжич лениво приподнялся… Дерьмо шакалье! Плащ упал на лежанку Марика. Вот уж кому не хотелось давать повод снисходительно морщиться. Придется встать, поднять, аккуратно развесить. Как неохота! Темка снова помянул шакала и все-таки поднялся.

Дернул мокрую ткань. Перчатка, запутавшись в складках, отлетела за лежанку. Темка плюнул с досады, но пришлось лезть. Пальцы уткнулись в мягкое. Княжич ухватил, вытащил наружу. Глянул недоуменно на сверток в руке – похоже на прикрытый тканью нож. Но кто будет прятать оружие? Да еще в такой сырости. «Положи на место», – шепнул внутренний голос. Но любопытство оказалось сильнее.

Узелок легко поддался. Тонкий шнурок опал, соскользнула ткань. Темка остолбенел, гладя на нож в своей руке. На родовой нож Торнов, когда-то отданный Марку на Орлиной горе. Тот самый, якобы потерянный. Как же можно? Обманом оставить чужое родовое оружие – это же низость! И зачем Крох соврал?

Прошуршал полог, потянуло влагой. Темка обернулся: в палатку шагнул Марик. Упала ткань, отгораживая королевских порученцев от дождя.

Судя по всему, князь Лесс тоже валился с ног от усталости. Сегодня ему досталось тяжелая дорога – ездил в сторону гор, а там не везде можно верхом. От недосыпа и усталости бледный как призрак, на щеке – россыпь грязных брызг. Казалось, так и рухнет у входа. Глянул с раздражением на Темку. Тот встал, держа на вытянутой ладони нож рода Оленя.

– Как он оказался у тебя, князь Лесс?

Марку кровь бросилась в лицо.

– Обыскиваешь? – огрызнулся он.

– На дуэль бы тебя, – выплюнул Темка.

– Так вызови. Мало в прошлый раз досталось? – Марик усмехнулся.

Темка вспыхнул:

– Хочешь – бери шпагу, пошли!

– Ты смотри, не боишься?

– С таким, как ты? Может, и боюсь. Да только все равно… Правильно я вернул нож – у тебя нет чести!

Темка испугался, увидев, как лицо Марка стало не просто белым, а синеватым, точно снятое молоко. Лесса качнуло, он с трудом устоял на ногах. Торопливо отвернулся, ухватился за шнуровку на пологе. Когда Темка бросал самое страшное оскорбление, то даже не думал, что Марик так отреагирует. Впрочем, он вообще не думал ни о чем, кроме как хлестнуть посильнее.

Князь Лесс повернулся. Он казался еще более уставшим, чем в ту минуту, когда только шагнул в палатку.

– Возьми свое оружие, Артемий Торн. Я признаю твое право не доверять мне свою честь.

Темка растерялся. Он был готов к насмешкам, язвительным атакам, но не к тому, что Марик добровольно отречется, приняв на себя вину.

Лесс неторопливо распустил завязки на горле, бросил мокрый плащ на сундук. Туда же уронил пояс, мундир. Остался в рубашке, и было видно, как его бьет дрожь даже в теплом воздухе палатки. Шагнул к лежанке, но Темка стоял у него на дороге.

– Почему? – он не мог прекратить разговор, не выяснив.

– Ты все равно не поймешь.

– Это еще почему? – ощерился Темка. – Думаешь, такой дурак? Или признаться боишься?

Гнев – или боль? – вспыхнул в усталых глазах Марика.

– Да что ты знаешь обо мне, чтобы понять, – он рванул рубашку, треснула ткань. Замерзшие пальцы с трудом ловили пуговицы. – Что ты знаешь!