НИИ ядерной магии - Анна Гращенко

изгибы груди и бёдер. Тонкие лямочки были почти незаметны на фоне бледной кожи, а разрез, который доходил до середины бедра, откровенно говоря, заставил Красибора занервничать.

«Она что, без белья?» — ёкнуло у него в голове, когда девушка повернулась к нему полубоком, накидывая на плечи халат в цвет.

Тот был украшен широким чёрным кружевом вдоль подола и запАха, а широкий пояс очерчивал талию девушки, делая фигуру более изящной. Когда второй слой ткани скрыл острые соски, выпиравшие через сорочку, Красибор облегчённо выдохнул.

— Вот, — только и сказал он, приподняв перед собой две чашки с горячими напитками.

— Спасибо, — Фима приняла чашку с рисунком растущих на пеньке опят и понюхала жидкость. — Это не чай из пакетика?

— Нет, какая-то леди на кухне поделилась со мной нормальной заваркой.

— А, всё чары твои, — понимающе улыбнулась девушка. — Ну, пахнет потрясающе. Обожаю чай с чабрецом.

— Кстати, — Красибор дёрнул головой, желая встряхнуть мозг, чтобы тот снова заработал. — Ты часто стала звать меня придурком, не кажется?

— Что, правда глаза колит? — беззлобно поддела его девушка.

— Меня так никто не называл. Никогда.

Фима замерла, поняв, что, как говорится, спалилась.

«На воре и шапка горит, — подумала она. — Хоть раз бы слюни на него попускала для приличия, как все».

— Думаю, у меня выработался иммунитет. Либо твой дар слабеет. Рома, вон, тоже не пытается особо тебя захомутать.

— Ромчик знает меня двадцать лет, — возразил мужчина. — Мой дар правда ослабевает со временем. Но обычно на это нужна пара лет как минимум. Иммунитет, как ты говоришь, есть только у моего папы, Ромчика, Оли и профессора Подгорского.

— Возможно, я за счёт магии быстрее адаптировалась, — Фима врала, не краснея.

— Тётушка твоя сильнее, но на неё моё очарование, думается мне, действует.

— Ну, знаешь ли, тётушка вообще влюбчивая. Я бы и не заметила, если бы ты не сказал.

«Сменить тему! — вопила она про себя. — Нужно срочно сменить тему!»

— Если бы ты был животным, то каким? — спросила она вдруг и поморщилась своей же неловкости.

— Не думал об этом, — обескураженно протянул Красибор. — Конём, может?

— Был бы вороным жеребцом, а?

— А ты… — он поднял одну бровь. — Погоди, не отвечай, дай угадаю. Ты была бы очаровательной рыбой-каплей.

— Придурок! — Фима бросила в него подушку с кровати.

Та была старой закалки — пуховая и весила целую тонну. Красибор едва устоял от такого удара и даже на пару секунд потерял равновесие.

«Совсем он не идеальный, — хмыкнула про себя Фима. — Без чар парень как парень».

— Мне кажется, ты особенная, — озвучил Красибор идею, неожиданную даже для него самого. — И потому так быстро адаптировалась к моим чарам.

— Пошли спать, — отрезала девушка, окончательно хлебнув мук совести. — Устала.

Она выудила из саквояжа ещё одну подушку — поменьше и полегче — и передала её гостю. Оттуда же выудила пару пледов. Один постелила на пол, а вторым предложила укрыться.

— А зубной щётки у тебя там нет?

Фима закатила глаза и, покопавшись в саквояже, выудила запакованную щётку.

— Всё, спи, — сухо буркнула она, закрывая окно.

Свечка потухла сама по себе, и умываться Красибор ходил уже по темноте. Устроившись на импровизированном ложе, он то и дело вертелся, пытаясь устроиться на жёстком полу. Тот то и дело скрипел и кряхтел, тем же самым занимался и сам Красибор. После полуночи потянуло ледяным ночным воздухом, и Красибор плотнее закутался в оба пледа, будто собирался утром превратиться в бабочку. Проспал он не долго. Когда небо уже занялось первыми далёкими лучами, мужчина проснулся от звука шагов. Ходили в коридоре за их дверью.

Он подскочил и прислонился к двери ухом: отчётливо была слышна возня, топот, чьи-то голоса, но слов он разобрать не смог. Пару раз ручка дрогнула, дёрнулась личинка замка, но на этом всё. Ещё через несколько минут вновь раздались шаги, но теперь уже отдалявшиеся.

— Ушли? — раздался шёпот Фимы в сумраке.

Красибор увидел, что она сидела в кровати, обхватив себя за плечи, на её хорошеньком лице отражался страх.

— Ушли. Я проверю, что там, — он взялся за дверную ручку. — Может, они что-то оставили.

— Не ходи, — взмолилась Фима. — Если что-то и оставили, найдём утром.

— Утром может быть поздно.

— Мне страшно, Крас. Не ходи.

— Эй, — он сел рядом с ней на кровати и приобнял за плечи. — Всё в порядке, твоя защита устояла.

— Я надеялась, что она и не понадобится.

«Я тоже», — подумал Красибор. Он легко провёл логическую цепочку: «Всю прошлую неделю Фиму никто не трогал» — > «Он сбежал из больницы и остался у неё ночевать» — > «Кто-то попытался к ним вломиться». Совесть встала над ним, как титан, готовый раздавить неугодную букашку. А если бы она пострадала? То виноват был бы только он. Какое-то время они сидели молча, слушая бодрое тиканье часов. Потом их перебил Красибор:

— Как думаешь, сможешь ещё поспать?

— Нет.

— Тогда просто полежи с закрытыми глазами. Попробуй.

Девушка помотала головой из стороны в сторону. Красибор потянул её назад, придерживая за плечи, и Фима подалась. Она позволила себя уложить и накрыть одеялом.

— Мне страшно, — повторила она шёпотом.

— Я рядом, — так же шёпотом ответил Красибор.

Он замялся на несколько секунд в раздумьях, но потом всё же скинул кроссовки (тоже из Фиминого саквояжа) и забрался на кровать рядом с девушкой. Пружины скрипнули, но были достаточно крепкими, чтобы без проблем выдержать вес двух человек. Фима, не сказав ни слова перекатилась на бок, и позволила Красибору устроиться у неё за спиной. Только так они поместились бы на кровати. Мужчина обнял Фиму за талию — осторожно, почти целомудренно — и, уткнувшись носом ей в волосы, сделал глубокий вдох и выдох. В нос ему ударил аромат дыни и мандариновых косточек. Красибор улыбнулся и мысленно порадовался тому, что Фима его не видела. Девушка, в свою очередь, радовалась тому же, с трепетом ощущая его дыхание на своей шее.

— Как думаешь, зачем за тобой следили в больнице? — спросила она, уже засыпая.

— Кто-то очень не хочет, чтобы мы сняли порчу с моего отца.

— Тоже так думаю.

И они оба провалились в глубокий, хоть и краткий сон.

Глава 20

На кончиках чернеющих веток собирались капли и, набрав вес, грузно срывались вниз. На первый взгляд, за распахнутым окном царило уныние, но это была иллюзия для невнимательных. При ближайшем же рассмотрении проявляли себя набухшие коричневые почки, уже поддёрнутые зеленоватой бахромой молодой листвы. Сиреневый куст, которым любовался Бажен Бологов, был готов явиться согретому весеннему миру. На дворе стояло самое начало мая, и Бажен с нетерпением ждал встречи со своим садом, который вырвался из зимней спячки. Мужчина задавался вопросом, сколько времени у него осталось: увидит ли он, как