Персия-Иран. Империя на Востоке - Александр Широкорад

В 1916 г. персидская казачья бригада была развернута в дивизию, которой командовал генерал-майор барон Майдель. Число русских инструкторов почти утроилось, а при кадетском корпусе был открыт специальный седьмой класс. После Октябрьской революции генерал Майдель был смещен с должности. Дивизию в декабре принял полковник Клерже, которого в феврале 1918 г. сменил полковник Старосельский.

В 1917 г. в Персии оказались целый ряд российских будущих знаменитостей. Так, в конце 1917 г. в Персию был выслан один из убийц Распутина великий князь Дмитрий Павлович. Когда летом 1917 г. в русских частях в Персии начался развал, Дмитрий Павлович на всякий случай перебрался в Тегеран, где поселился у английского посла Марлинга. Там великий князь поступил на службу в Британские экспедиционные силы в Месопотамии и получил чин капитана.

В начале 1917 г. в Персию прибыл с отрядом кубанских казаков полковник Андрей Шкуро. В июне — августе 1917 г. он сколотил «партизанский» отряд из трех сотен кубанцев при двух конных горных орудиях, пехотного батальона при горной батарее и действовал фактически независимо от русского командования. Осенью 1917 г. Шкуро отправился в Россию.

В своих «Записках белого партизана» Шкуро хорошо показал степень разложения русских частей в Персии в 1917 г. К началу мая «Энзелийский гарнизон уже пришел в состояние разложения. Там задавали тон потерявшие всякий воинский облик матросы Каспийской флотилии. Местные войсковые комитеты выносили демагогические резолюции и решения, окончательно сбивавшие с толку бросивших службу и слонявшихся без дела солдат. Появление моих бравых партизан, сохранивших полную старорежимную дисциплинированность, отвечавших по-прежнему на приветствия офицеров и щеголявших молодцеватым отданием чести, становившихся часто мне, как начальнику отряда, во фронт, не могло не оскорбить "революционного сознания" энзелийского сброда. Произошел ряд столкновений между пехотинцами и партизанами, доходивших до крупных потасовок; особенно острые столкновения возникали у казаков с матросами...

В начале июня мы двинулись походом на Решт и Казвин. Каждые 30 верст были расположены дорожные этапные посты, в обязанности которых входила охрана пути, а также заготовка продовольствия и запасов фуража для проходивших по дороге воинских частей, патрулирование и охрана дороги, телеграфных и телефонных линий от нападений курдов и персидских разбойников. Во главе каждого такого поста стоял этапный комендант с гарнизоном солдат старших сроков службы. Этапные солдаты, обязанности которых были очень легкими сравнительно со службой боевых солдат, сочли происшедшую революцию как освобождение и от их незначительных обязанностей, и положительно бесились от безделья. Единственным их занятием был сбор получаемых новостей от проходящих мимо эшелонов и пускание всевозможных, отнюдь не укреплявших боеспособность, уток и сплетен. Приходя после утомительных переходов на этап, несмотря на телеграфное предупреждение, мы не получали ни пищи, ни фуража для коней и, измученные, должны были раздобывать это как могли. В ответ на мои упреки этапные коменданты оправдывались отказом их подчиненных от какой-либо работы. Видя, что так мы не дойдем до цели, я решил привести этап в христианский вид. Высылаемые на переход вперед отряда сильные разъезды должны были напоминать этапам, что сзади идет нуждающийся в их услугах внушительный отряд. Первые дни этапные солдаты относились недостаточно внимательно к убеждениям начальников разъездов, но после того, как разъезды преподали несколько хороших уроков неповинующимся, а подошедший отряд дополнил "обучение", слава о сварливости шкуринцев значительно опередила движение отряда, и, приходя на этапы, мы купались в изобилии. Более того — этапные команды выстраивались перед нашим прибытием на шоссе и встречали нас с почетом.

Дорогой мы встречали подчас возвращавшихся с фронта агитаторов, многие из коих были рады свежей аудитории, за каковую считали моих партизан. Казаки очень охотно выслушивали этих носителей нового мировоззрения, но, однако, редко кто из них уходил после этого Целым. Обыкновенно после окончания дискуссии, и притом по собственной инициативе, неблагодарные казаки их сильно пороли плетками. Так они высекли, между прочим, одного весьма красноречивого "высокопоставленного" господина Финкеля, комиссара Бакинского комитета, командированного в штаб ген. Баратова и пытавшегося разъяснить станичникам контрреволюционность моего мировоззрения. После этого агитаторы, вероятно, сочли мой отряд недостаточно подготовленным к восприятию новых идей и стали искать более благодарной аудитории...

Известия о неудачном исходе похода Корнилова на Петроград докатились уже до Кавказа, и тыловые комитеты бомбардировали полки телеграммами, предупреждающими о контрреволюционности офицерства. В войсках, стоявших на позициях, начались брожение, смуты, возникло недоверие к своим начальникам. Приехавшие агитаторы проповедовали анархию и большевизм. Первыми поддались заразе стрелки Туркестанской бригады и пограничники; случаи неисполнения боевых приказов стали нередкими. Турки приободрились и почти повсюду, как на нашем фронте, так и в Месопотамии, перешли в наступление. Получавшие субсидии от турецких и немецких эмиссаров курдские племена обнаглели, нападали на наши тылы и рвали коммуникации. Из крепких частей оставались еще на фронте лишь 1-я Кавказская казачья дивизия, Кубанская отдельная конная бригада, отряд партизан войсковых старшин Лазаря Бичерахова и вновь прибывший отряд. Необходимо было во что бы то ни стало продержаться на фронте хотя бы несколько месяцев, чтобы дать возможность эвакуировать находившееся в Персии громадное русское имущество, а также чтобы успело подойти подкрепление к дравшемуся в Месопотамии английскому экспедиционному отряду.

По новой диспозиции генерала Баратова бичераховские партизаны должны были держаться у Керманшаха и Коршеда до смены их английскими войсками»[95].

Наконец, в октябре 1917 г. в Персию прибыл добровольцем 22-летний поэт Эдуард Багрицкий. Он поступил на службу делопроизводителем в 25-м «врачебно-питательном» отряде. В феврале 1918 г. Багрицкий вернулся в Одессу.

В заключение стоит сказать о позиции Временного правительства по отношению к Персии. Уже 17 марта 1917 г. министр иностранных дел Временного правительства П.И. Милюков телеграфировал временному поверенному в делах в Тегеране В.Ф. Минорскому: «Считаем... полезным довести до сведения шахского правительства, что Россия по-прежнему будет придерживаться полного взаимодействия с Англией в персидских делах и... политика России не претерпит никакого изменения. Имейте, однако, в виду, что при новом нашем строе нам нельзя открыто выступать против либеральных веяний в Персии».

Сменивший Милюкова новый министр М.И. Терещенко наставлял того же Минорского: «Общее направление нашей политики в Персии, оставаясь на прежней почве полного взаимодействия с Англией, должно, тем не менее, принять более демократический характер, чем было прежде. В частности, надо по возможности сократить покровительствование разным отдельным личностям и, сближаясь с местными либеральными элементами, способствовать отстаиванию прав и интересов народа»[96].