Властелин моего сердца - Джо Беверли

– Это ваше право. Скорее всего это мудрое решение.

Когда они вернулись в Баддерсли, Эмери снова попытался убедить Мадлен не трогать его руку.

– Эта повязка остановила кровотечение, – настаивал он. – Не нужно бередить рану.

Он выглядел бледным и напряженным, что было неудивительно, учитывая, сколько крови он потерял и какую боль ему приходилось терпеть. Не воспалилась ли его рука? Мадлен не могла допустить, чтобы в ее доме человек погиб от нагноения раны.

Лео насмешливо фыркнул:

– Он всегда был ужасным трусом.

– Позволь леди Мадлен осмотреть твою руку, – сказал граф Гай. – Раны, нанесенные животными, легко воспаляются.

– Ладно, будь по-вашему. Только я не собираюсь кричать при свидетелях. Уходите.

Усмехаясь, двое старших мужчин удалились. Девушка и раненый остались одни. Мадлен с опаской взглянула на Эмери, но он был не в том состоянии, чтобы предпринять любовную атаку. Девушка распорядилась принести чистой воды, холодной и горячее, и отвела Эмери в свою комнату, где держала целебные травы и снадобья.

– Сядьте у окна, к свету, – решительно приказала она и тут заметила, что все еще сжимает его браслет. Она протянула его Эмери. Он осторожно положил браслет на полку и сел там, где указала Мадлен.

– Пожалуйста, снимите повязку.

Он так и сделал, без колебания сорвав последний, прилипший слой. Она наклонилась ближе, чтобы осмотреть рану. Хотя он казался спокойным, она чувствовала, как он напряжен, но не обращала на это внимания. Многие отважные мужчины боятся прикосновений целителя.

Девушка сосредоточилась на своей задаче. Рана была грязной, но не представляла серьезной опасности, пока не загноилась. Кабаний клык пропорол Эмери руку как раз по татуировке. Что за рисунок был там изображен, нельзя было сказать, едва ли он останется прежним.

Рана была не слишком глубокой, ведь главный удар пришелся на браслет. Рубец от ушиба остался там, где верхний край браслета врезался в тело, перед тем как не выдержала застежка. Но рубец заживет сам по себе. Более слабая рука оказалась бы сломанной. При осмотре Мадлен осознала силу его мускулов.

– Вы можете свободно двигать правой рукой? – спросила она.

Он подвигал рукой в локте и в запястье. Мускулы плавно переливались под гладкой кожей. Движение вызвало слабое кровотечение.

– Все будет в порядке. Нужно только почистить и зашить рану.

Девушка поднялась, чтобы отдать распоряжения слугам, которые принесли воду. Когда они ушли, Эмери попросил:

– Не надо ее зашивать.

– Останется безобразный грубый шрам, – возразила она. – Он будет мешать движениям запястья. Если я зашью рану, она отлично заживет.

– Я не хочу, чтобы ее зашивали.

Мадлен смотрела на него с раздражением. Такой великий и благородный воин боялся! Она проворно выбежала в зал.

– Граф Гай, ваш сын отказывается зашивать рану.

Гай удивленно поднял брови, но тут же пошел за ней. Как только Эмери увидел отца, на его лице отчетливо проступило желание кого-нибудь придушить, и уж не вызывало сомнения, кого именно.

Граф Гай осмотрел рану и поморщился.

– Ее действительно надо зашить. Давай без глупостей, Эмери.

Эмери глубоко вздохнул.

– Хорошо.

Его отец одобрительно кивнул и вышел.

Мадлен хмуро смотрела на своего пациента. Он сразу же перестал спорить. Странный человек. Она налила ему немного меда. Это не сделает процедуру приятной, но немного успокоит нервы.

Девушка положила зверобой и очанку настаиваться в медовом напитке в одном горшочке, а корень ириса, пажитник, гроздовник и подорожник вместе с пчелиным медом залила горячей водой в другом. Затем она взяла чистую ткань, намочила ее в воде и осторожно промыла края раны, тревожно наблюдая за Эмери, не отдернет ли он руку. Наверное, ей нужно позвать его старшего брата, чтобы тот держал его, когда дело дойдет до наложения швов. Но мельком взглянув на раненого, она убедилась, что он озабочен совсем другими проблемами. Пожав плечами, Мадлен взяла медовый настой.

– Будет жечь, – предупредила она.

Сжав его запястье, она нагнула ему руку книзу и вылила немного настоя на рану. Эмери сжал кулак и задержал дыхание, но не сделал ни малейшей попытки вырваться.

– Раны, нанесенные животными, очень опасны. – Она вглядывалась в рану, пытаясь найти грязь. – Но пока я не стану прижигать ее. Я буду тщательно следить и сделаю это позже, если появятся признаки заражения.

– Было бы проще прижечь ее сейчас, – сказал он, словно речь шла о сущем пустяке.

Большинство мужчин пасуют перед раскаленным железом. Должно быть, ему еще не приходилось испытывать такого.

– Тогда обязательно останется шрам, а, судя по всему, рана чистая. Удивительно, как трудно понять что-нибудь заранее, – задумчиво пробормотала она себе под нос. – Одна рана кажется загрязненной, но быстро заживает. Другая выглядит чистой, но сводит человека в могилу.

– Благодарю вас, – сухо сказал Эмери.

Мадлен виновато посмотрела на него, сообразив, что не следовало говорить таких вещей при пациенте. Но он больше развеселился, чем испугался. Они обменялись сдержанными улыбками.

Сразу нахлынули воспоминания об их недавнем поцелуе, и Мадлен смутилась. Она поспешно отвела взгляд, взяла иглу с шелковой нитью, стараясь сдержать дрожь в руках. Ей никогда не нравилась эта процедура, особенно если пациент нервничал, но было милосерднее оставаться твердой и проворной, чем нерешительной. Требовалось большое искусство зашить рану так, чтобы она быстро и хорошо зажила, почти не оставляя шрама. В этом деле Мадлен была очень сильна. Даже если у нее все сжималось внутри, она старалась сохранять спокойный вид перед пациентом.

И вот теперь такой необычный случай, выведший ее из равновесия. Память о его теле, прижимавшемся к ней. Резкий запах кожи и еще другой, особый аромат, свойственный только ему. Ощущение сильных упругих мускулов под ее ладонями…

Мадлен глубоко вздохнула и, сжав Эмери руку, соединила набухшие края раны. Набравшись решимости, она твердо проткнула иголку сквозь мышечную ткань, приготовившись к сопротивлению. Но его рука только слегка дрогнула и сразу же застыла без движения. Она протащила нить и закрепила стежок. Немного отступив, она снова вонзила иглу в тело. Мускулы на его руке напряглись и стали тверды, как камень, но, помимо этого, ничто не указывало на то, что она имеет дело с живой плотью, а не с куском мяса. Если он сможет и дальше так хорошо контролировать себя, ей удастся прекрасно выполнить работу.

«Значит, он вовсе не трус», – думала она, продолжая трудиться, пытаясь представить себе, что зашивает просто кусок свинины, как это было в монастыре, когда она обучалась. Как легко было бы лечить людей, если бы удалось не обращать внимания на страдания пациента!