По рукам и ногам - Маша Малиновская

– Не особо. Креветки иногда, но без фанатизма.

– А что ты любишь?

– Мясо. И сладости.

– Сладости? – прыскаю, проглотив еду.

– Только никому не говори, – Кот подмигивает заговорщицки. – Знаешь, сколько раз потом приходится пресс отрабатывать?

Смеюсь, а внутри рождается чуть иное чувство при упоминании его пресса. Хочется потрогать. Учитывая наши роли в сексуальном плане, просто так я этого сделать не могу без позволения. Он перехватывает мой взгляд, как-то непроизвольно брошенный на его живот, и поднимает бровь, а меня охватывает смущение, и я опускаю глаза, не в силах полностью стереть улыбку с лица.

– Ешь, Маша, ты ничего не съела, – говорит тоном, которого ослушаться невозможно, но в этой строгости тепла больше, чем в любом ласковом шёпоте.

Мы заканчиваем обед, пьём чай. Игорь рассказывает, что с девушкой на сносях доехали быстро и вполне благополучно. Она передавала мне привет и свою благодарность. Потом Кот берёт с меня обещание лечь сегодня пораньше и уезжает. Ему сегодня нужно в клуб приехать за три-четыре часа до открытия, говорит, дел по бухгалтерии накопилось достаточно.

Провожаю его до двери, замираю, когда он, обувшись, выпрямляется. Так хочу, чтобы поцеловал. И он целует. Да так, что в животе болезненно отдаёт.

А потом в гостиной на журнальном столике я нахожу жёлтый бумажный пакет. Распечатываю и обнаруживаю заполненные по форме документы на имя Карташовой Марии Сергеевны на поступление с нового учебного года в медицинский колледж на акушерское отделение. Только подписи внизу не хватает.

Тут же выпадает небольшая записка: «Захар тут ищет надёжную помощницу, но решать тебе. Ты уже принята по направлению от завотделением роддома № 2, если что, нужно только твоё желание и подпись».

Ладони потеют. Я крепко сжимаю документы и оседаю на диван. Ну Котовский! Как всё с Захаром за полдня устроили-то? Но ведь он не давит в этот раз. «Решать тебе». Да и что там! Это же мечта моя!

– Готово, Котовский, одевайся.

Я стряхиваю руки – привычка, протягиваю ему футболку, когда он садится на столе. Мы находимся у меня в съёмной квартире, и я только что закончила делать Игорю массаж.

Неделю назад он попал в аварию. Ничего серьёзного, но я испугалась, когда позвонил из больницы. Столкновения не было, но Игорю пришлось срулить с дороги и резко затормозить, отчего он немного травмировал плечо ремнём безопасности. Не сказать что сильно, но после снятия болевого синдрома врач назначил массаж. И уж не могла же я позволить, чтобы моему Котику его делала чужая медсестра в клинике, обильно смачивая текущей слюной.

Но Кот одеваться не спешит.

– У меня ещё вот здесь болит, – улыбается и показывает на уголок рта.

– Там тоже надо массаж сделать? – принимаю его игру.

– Нет, там лучше поцеловать, а массаж я подскажу где.

Он чуть наклоняется, берёт меня за руку и тянет к себе. Отбрасывает длинными пальцами волосы за плечо и прижимается горячими губами к шее, пуская по моему телу сладостную дрожь. Прикрываю глаза, ощущая потребность дышать глубже.

– Я хочу сессию, Маш. Хочу тебя в игровой. Поехали сейчас?

Стоит ему прикоснуться ко мне, как моё тело переходит в особый режим. В эти месяцы мы много занимаемся сексом. Очень много и по-разному. У меня, у него, даже в его кабинете на работе было несколько раз. Иногда это быстрая яркая встреча, даже без слов, иногда длинная прелюдия с головокружительными поцелуями, бесконечно нежными прикосновениями и тягучими, лишающими сил оргазмами. Я люблю делать ему приятно, а Коту доставляет удовольствие ласкать меня. Но когда он зовёт меня в игровую, это означает, что секс будет особенным. И я принимаю его таким с радостью и удовольствием – своего Котика. Иногда это больше нужно ему, иногда, не знаю как, но он чётко определяет, что сессия нужна мне. Нас это сближает, даёт что-то своё, особенное, то, что понятно только нам двоим. Скрытое от остальных. Сокровенное.

Обычно после сессий я ощущаю внутри пустоту. Но не болезненную, не выжженную землю, нет. Это скорее похоже на момент освобождения от накопившейся тяжести, когда ты опустошён и готов наполниться чем-то новым.

– Мы не успеем, – шепчу севшим голосом. – Смена через два часа, Игорь.

Кот отрывается и смотрит мне в глаза. Его взгляд меняется, становится жёстче, появляется фирменный прищур.

– Я думал, мы всё решили, Маша. Завтрашним числом я тебя уволю из клуба.

– Нет, пожалуйста, Игорь!

Не мы решили, а он почему-то сам с собой это решил. Последние два с половиной месяца у меня совсем непростые, да. Начались лекции в колледже, дважды в неделю я дежурю с Захаром в роддоме в ночную смену, наблюдаю, набираюсь опыта и знаний, вливаюсь в коллектив, в котором мне предстоит работать. Обучение у меня рассчитано на тридцать четыре месяца, но вторую половину можно учиться очно-заочно, если работать. Мне безумно интересно, нравится, хочется пищать от восторга и узнать всё и сразу.

Но и работа в клубе мне крайне необходима. Игорь настаивает, чтобы я сосредоточилась на медицине, училась. Но я так не могу, не хочу садиться ему на шею. Зарплаты из роддома за полставки младшего медперсонала мне не хватит, даже если учитывать доход от подработки массажем. В конце августа я уговорила Кота разрешить мне брать хотя бы половину месячных смен. Он нехотя согласился, потом я тянула и переводила тему, когда он пытался вернуться к вопросу. Однажды поджал губы и рявкнул, что с первого октября я перестаю «заниматься хернёй» и концентрируюсь на учёбе.

И вот сегодня вечер тридцатого сентября, и мой Котик ничего не забыл.

– Пожалуйста! Мне это очень надо.

– Не надо.

– Ну Игорь, – не жеманничаю, открыто смотрю в глаза, Кот терпеть не может манипуляции, и я это хорошо усвоила. – Ты говорил, что я должна уметь принимать решения. Вот я и пытаюсь. И вообще, сегодня только тридцатое сентября.

Кот поджимает губы и быстрым движением натягивает футболку. Слишком быстрым, как мне кажется, потому что я вижу, как буквально на секунду напрягаются его желваки из-за резкого движения больным плечом.

– У тебя завтра зачёт. Готовься.

Терпеть не могу, когда Котовский покрывается этой своей коркой льда. Захлопывается, превращаясь в Игоря Владимировича, которого я встретила, когда пришла устраиваться на работу в клуб. Я-то знаю, что мой Котик там внутри, никуда не делся. Но он вот так вот исчезает и появляется этот – властный, безапелляционный, считающий, что всё должно быть так, как сказал он.

И сейчас он проходит к двери, набрасывает ветровку, обувается и уходит.

Я зависаю посреди прихожей. Засранец ты, Кот. Что за мода такая наказывать меня молчанием, прибивая к полу тяжёлым взглядом, а потом оставлять одну? Вот, Маша, тебе качели: только что гореть заставил, желать его до дрожи, а через пять минут окатил морозом и оставил в одиночестве, придавив приказом.