Дама разбитого сердца - Наталья Александрова

Вася хмыкнул и перешел к правой щеке. Да, три недели как раз оптимальный срок. Тут все забудется, а Вася там, в теплых краях, загорит и немножко похудеет. Ему пора сбросить вес, только немного. Он будет плавать, вечерами гулять по берегу моря… и никаких женщин. Бр-р-р! Как же они ему надоели…

Но сейчас нужно взять себя в руки и позвонить этой самой дочке Сигильдеева. Вот дуреха небось обрадуется!

Однако ему показалось, что Лолита не слишком рада. Но он тут же сообразил, что дурында набивает себе цену.

– Ну вот, видишь! – вкрадчиво сказал Леня Маркиз, когда Лола повесила трубку, условившись встретиться с Василием в торговом центре. – На ловца и зверь бежит!

– Повешусь! – пообещала Лола и удалилась в ванную превращать себе в мадемуазель Сигильдееву.

– Постой, Васенька! – окликнула мамочка своего сына. – Нельзя же идти на работу в таком виде!

– А в чем дело? – Василий метнулся к зеркалу.

Он только что провел перед этим зеркалом не меньше получаса, тщательно вывязывая узел галстука, выдергивая лишние волоски из бровей, поправляя манжеты рубашки, добиваясь, чтобы они торчали из рукавов пиджака ровно на три сантиметра… Это не говоря уже о том, сколько времени он занимался своим лицом, замаскировывая синяки по методу Аделаиды Семеновны! И после этого мамочка говорит, что с ним что-то не в порядке!

– Кто, кроме матери, позаботится о твоем внешнем виде? – озабоченно проговорила мамочка и сняла с его кашемирового пальто несколько волосков и совершенно незаметных пушинок. – Я понимаю, что ты, как глубоко одаренная, художественная натура, не замечаешь таких мелочей, но многие люди куда более внимательны, они не прощают ближним неаккуратности…

Василий подумал, что эта дуреха, дочка Сигильдеева, на свидание с которой он собирался, не заметит не только волосок на пальто, но даже ветвистые рога на собственной голове, но спорить с мамочкой не стал, понимая, что это только задержит его, и вообще – себе дороже.

Он чмокнул мамочку в сухую прохладную щеку (дневной крем уже впитался, а никаких продуктовых масок она сегодня, к счастью, не делала) и поспешно вышел из квартиры.

Как только дверь за ним закрылась, мамочку словно подменили. Она заметалась по квартире, как бильярдный шар после сильного удара. Вместо миленького домашнего темно-синего бархатного костюмчика в мелких золотых дракончиках она облачилась в черные брюки-стрейч, кожаную куртку-косуху, удобные ботинки на толстой рифленой подошве. Завершила образ кожаная кепка – не такая, как у мэра Москвы Юрия Лужкова, а весьма кокетливая молодежная кепка с большим романтическим козырьком.

В общем, мамочка превратилась в лихую моложавую рокершу.

Завершив переодевание, она схватила небольшой кожаный рюкзачок, как нельзя более подходящий к ее новому облику, и стремглав вылетела из квартиры – если продолжить сравнение с бильярдным шаром, как шар, благополучно вылетевший в лузу.

На улице мамочка повела себя весьма странно. Она прижалась к стене дома и крадучись двинулась вдоль нее, осторожно оглядываясь по сторонам. Дойдя до угла, она замерла и, прежде чем обойти его, выставила вперед маленькое зеркальце, которое использовала как перископ.

Благодаря этому зеркальцу она увидела Василия в тот самый момент, когда он садился в машину (между прочим, чужую машину, принадлежащую доктору метеорологических наук Нордману, второй год дрейфующему на льдине в суровых водах Арктики).

Как только Василий сел в эту машину, мамочка маленькими перебежками пересекла двор, на мгновение замерла, укрывшись за детским грибком, еще в две перебежки достигла стоящей в углу двора черной машины с тонированными стеклами, нырнула на водительское место и с удивительной для женщины ее лет сноровкой завела мотор. Проследив за тем, как Василий выехал со двора на людную магистраль, она поехала за ним. Причем по той ловкости, с которой она это сделала, можно было понять, что она далеко не первый раз ведет наружное наблюдение за своим легкомысленным отпрыском.

Вслед за машиной Василия (точнее, за машиной дрейфующего среди льдов метеоролога) мамочка доехала до крупного торгового комплекса, недавно открывшегося в самом центре Петербурга. Василий припарковал машину рядом со входом в магазин и вышел из нее. Мамочка поставила свою машину чуть в стороне, на очень удобном для наблюдения месте, но выходить из нее не стала. Она ждала, не спуская глаз с сына, и дождалась.

К Василию подлетела молодая особа в распахнутой шубе, с всклокоченными волосами и пятнами лихорадочного румянца на щеках.

Василий подъехал к новому торговому комплексу и вышел из машины. Он взглянул на часы. До времени, на которое они договорились с дочкой Сигильдеева, оставалось еще пять минут. Впрочем, эта провинциальная идиотка наверняка еще опоздает. Ей, в ее зачуханной Кудыльме, наверняка внушили, что знающая себе цену девушка непременно должна опаздывать на свидания. Василий не любил ждать, и чужие опоздания его ужасно раздражали, но сегодня он решил потерпеть и дождаться эту чувырлу, потому что ему могли обломиться от нее очень хорошие деньги. Работа есть работа, с этим ничего не поделаешь.

Василий облокотился на машину и приготовился ждать. Он лениво следил за текущей мимо оживленной толпой, машинально отмечая своих потенциальных клиенток. И вдруг из этой толпы к нему метнулась встрепанная женщина в распахнутой шубе.

Василий похолодел. Это была Люся. Та самая Люська, которую он подцепил на выставке модного художника Пиворакина, с помощью которой проник в дом ее брата и, усыпив Люську, украл драгоценные марки! Люсю он сегодня хотел видеть меньше, чем кого-нибудь другого. Наверное, он предпочел бы сейчас увидеть снежного человека или лохнесское чудовище.

Люся брела по торговому центру, жадно глядя на витрины. Сегодня она выбралась в город в первый раз после долгого перерыва.

После всего с ней случившегося, после того, как брат приехал и нашел ее спящей на диване, а квартиру обокраденной, разразился жуткий скандал. Вадик орал и топал ногами, он говорил, что Люська – круглая идиотка, что тупость ее перешла всякие границы и стала опасной для окружающих. Еще он сказал, что у него лопнуло терпение, и он отправит ее на постоянное жительство к тетке.

Тетя Маша жила совершенно одна в поселке городского типа под названием Пустолаево. На краю этого поселка у нее имелся большой деревенский дом, и она рада была принять племянницу хоть на все время. Развлечений в поселке не предполагалось никаких, мужчин подходящего возраста, разумеется, тоже.

Люся не успела испугаться предстоящей перспективы, поскольку находилась в каком-то трансе. Ей было ужасно обидно, что такой замечательный, такой милый Вася оказался обычным ворюгой и аферистом. Она вспоминала его круглое положительное лицо, его честные, даже слишком, глаза, его обаятельную улыбку – и не могла поверить.

Вадику надоело ругаться, и он оставил Люсю в покое, переключившись на прибежавшую Ленку. Ленке тоже досталось по первое число, Вадик в сердцах даже вытолкал ее из дома за то, что сбивает его сестру с пути истинного. Люсю он пока посадил под замок, то есть предупредил охрану, чтобы сообщала ему сразу же, если сестра куда-нибудь уйдет. Но Люся никуда не собиралась, она впала в апатию, изредка оживляясь, чтобы немножко поплакать.