Человек без сердца - Татьяна Коган

— Может быть, нет, а может быть, и да, — загадочно протянула Гретхен.

Повисла пауза.

— Справа от меня ель или пихта? — немного погодя спросил Джек. — Сильно пахнет хвоей.

— Пихта.

Они снова замолчали. На этот раз тишину нарушила Гретхен:

— Вчера ты говорил, что испытываешь ко мне благодарность. Это так?

— Так.

— Ты абсолютно в этом уверен?

— Уверен, Гретхен. К чему ты ведешь? — Джек остановился, чтобы лучше разобрать интонации ее голоса.

— Мне от тебя кое-что нужно, — беззаботно сообщила она, но Джек уловил легкое напряжение. Очевидно, ей был крайне важен его ответ.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Это в твоих силах.

— Хорошо.

Гретхен удовлетворилась ответом и продолжила прогулку, не намереваясь развивать тему. Джек застыл в недоумении.

— Ты не озвучила свою просьбу.

Успевшая сделать несколько шагов медсестра обернулась:

— О, я озвучу ее, когда ты окончишь лечение. И ты, кстати, сможешь отказаться.

Он двинулся с места и поравнялся с ней.

— Заинтриговала.

— Я умею.

— У тебя ведь есть родинки — одна на щеке и вторая на ключице? — спросил Джек.

— Конечно, — с готовностью подтвердила Гретхен.

Он улыбнулся. Обычно, когда люди лгут, голос теряет выразительность и становится вялым. Гретхен врала с исключительным воодушевлением.

По ту сторону забора ехавший вдоль дороги велосипедист звякнул звонком, прося посторониться зазевавшихся пешеходов.

Пребывание в любой клинике не предполагает особых развлечений. А уж если тебя лечат немецкие врачи, то будь готов подчиняться строгому расписанию и незыблемому порядку. Каждое утро после завтрака Джека осматривал доктор Вангенхайм или его помощница, обычно это занимало не более получаса. Пациент принимал витамины и прописанные медикаменты, после чего имел в своем распоряжении час-полтора, пока не придет отец. Сергей Иванович заскакивал перед обедом, рассказывал новости и расспрашивал о самочувствии. Иногда они выбирали какую-то тему и заводили дискуссию, соревнуясь друг с другом в красноречии. В два часа приносили обед — обычно это был постный суп, рыба с гарниром, салат из свежих овощей и чай с кексом. В первый же день Кравцов-старший позаботился о том, чтобы его сыну готовили вегетарианское меню.

После обеда Джек слушал новости, заставляя себя интересоваться происходящим в мире. Насильственные действия не прошли даром — мало-помалу пациент переставал концентрироваться на своей проблеме, и вакуум, в котором он дрейфовал последнее время, постепенно заполнялся. Перемены в душевном состоянии были пока еще слишком незначительны, чтобы воспринимать их всерьез, но достаточны, чтобы Кравцов-старший обратил на них внимание.

Затем в палату наведывалась медсестра (чаще всего Гретхен), и они отправлялись во двор на прогулку. Джек запросто мог самостоятельно спуститься на первый этаж и выйти на свежий воздух — путь он изучил досконально. Иногда он так и поступал, однако чаще предпочитал компанию Гретхен.

Джек не испытывал к ней сексуального влечения — в конце концов, он даже не знал, как она выглядит, хотя и создал в воображении вполне конкретный образ. Тем не менее его тянуло к этой циничной медсестре с совсем не немецким темпераментом. Она обладала выдержкой и высокой самоорганизацией, но при этом относилась к жизни не слишком серьезно. Умела дурачиться, и это качество импонировало Джеку. Нет ничего скучнее строгой женщины.

После прогулки Джек слушал аудиокниги или музыку или же размышлял, покуда не наступало время ужина. Вечером отжимался и качал пресс, игнорируя запрет на физические нагрузки. Перед сном он подолгу стоял у окна, слушая звуки вечернего города, — а точнее, пытался слушать, ибо район был тих, как ночь на украинском хуторе. Засыпал не сразу, долго ворочался. Видел один и тот же сон — будто зрение вернулось.

День выдался особенно жарким и тоскливым. Обычно до Джека доносился деликатный больничный шум — легкие шаги медсестер, редкое хлопанье дверей, далекий звон телефона, чей-то быстрый обмен фразами, упругое трение колес колясок по скользкому полу… Сегодня клиника словно вымерла. Никто ничего не ронял на пол, не спешил, не переговаривался. Джеку казалось, что кроме него в здании нет ни души.

Он взял мобильный и набрал номер Макса. Тот искренне обрадовался звонку, и Джек ощутил неловкость оттого, что долго отказывался от общения. Они побеседовали минут пятнадцать, на вопросы о здоровье Джек отвечал уклончиво; гораздо больше его интересовали московские новости. Оказалось, Елизавета так и не нашлась. Около двух месяцев назад она была объявлена в розыск как без вести пропавшая. Макс регулярно теребит полицию, но новых сведений об исчезновении госпожи Гончаровой не появилось. Нанятый детектив облажался по полной программе, не выяснив сколько-нибудь полезных данных про анонимного мстителя.

— Это, старик, какая-то засада по всем фронтам, — подвел итог Максим, тяжело выдыхая в трубку. — Давай хотя бы ты нас порадуй. Возвращайся со зрячими глазами. Передай своим фашистам, чтобы они постарались.

— Обязательно передам, — невесело ответил Джек. На несколько минут он позабыл о своей слепоте, погрузившись в увлекательные проблемы и прикидывая, с каким энтузиазмом примется за их решение. Но друг своевременно вернул его на землю, напомнив о собственной ущербности. Та сказочная жизнь, когда Джек был мобилен и независим и мог запросто позволить вовлечь себя в сомнительную аферу, осталась позади. Теперь он даже не способен управлять автомобилем.

— Лады, старик, будем на связи. Держись там, — Макс говорил бодро, но Джек отлично понимал, что он всерьез обеспокоен и от подавленности его отделяют считаные шаги. Макс нуждался в поддержке — слишком много неприятностей навалилось на него. В иной ситуации Джек непременно нашел бы правильные слова, но сейчас не ощущал в себе достаточно сил. Он сам находился в опасной близости к отчаянию, и лишь данное отцу обещание удерживало его на плаву.

Джек вспомнил январский вечер, когда они с Максом и Глебом несколько часов торчали на морозе, подкарауливая мужа Елизаветы. Они должны были убить мерзавца, избивавшего слабую женщину и угрожавшего забрать у нее ребенка. Именно эту версию озвучила Елизавета, ища поддержки у друзей. Макс был готов на любые подвиги ради спокойствия возлюбленной подруги. Глеб, хоть и подозревал Елизавету во лжи, не смел отказаться, чувствуя себя обязанным. И только Иван Кравцов знал правду. Лизе надоел контроль, и она выбрала самый быстрый и циничный путь освободиться от тягостных брачных уз. Нравственность и сострадание никогда не являлись ее коньком. Джек же согласился участвовать в убийстве по нескольким причинам. Во-первых, это было опасно, а он испытывал потребность в адреналиновой встряске. Во-вторых, после того, как осуществится желание подруги, наступит его очередь воспользоваться правом круга. Джек планировал осуществить эксперимент по внушению искусственной амнезии и нуждался в содействии товарищей. А в-третьих, еще никто из четверки ни разу не отказывался от игры. Начавшись, круг должен быть завершен.