Пустота - Майкл Джон Харрисон

– И с чем мы имеем здесь дело? – поинтересовалась она мнением теневых операторов.

Они не нашли ответа.

Ассистентка, ничего особенного от них и не ожидавшая, снялась с планеты и улетела на Нью-Венуспорт. Терминалы кишели людьми, торопившимися вернуться домой. Война повышала ставки в их игре с жизнью.

Южное полушарие, НВ. Всю ночь дешевые химические ракеты, пыхтя и оставляя по себе слабо светящиеся дымные следы, перевозили странные грузы на секретные орбиты ЗВК. Из жокеев-частичников под почерневшими корпусами K-раблей с выпотом выходили противорадиационные препараты. На свалках тысячи контрактников-новочеловеков – даже без кожаных перчаток, не говоря про освинцованные скафандры, – разбирали на запчасти искореженные варперы Алькубьерре, размерами не уступавшие небольшим городам. Куда ни глянь, везде машины, которые, отключи им на секунду связующую науку, обратятся в нанотехслизь под покровом нескольких коллапсирующих магнитных полей. Ионизационные зарницы рассекали облака двуокиси серы и радиоактивного пара.

Остатки Обсерватории и Фабрики Естественной Кармы, они же цирк Патет Лао, разместились на трех акрах огороженного цемента между ракетными шахтами и морем. По одну сторону громоздилась портовая машинерия, и там рябило от нехорошей физики. По другую медленно заносило песком с дюн прибрежную инкрустацию заброшенных хостелов, баров и гостиниц – «Айви-Майк», «Мотель Делёз», «Палмер-Лаунж». Капли конденсата повисли на заборчике, скрипевшем под порывами ветра с моря. Ассистентка обоняла, помимо химикатов с верфей, лишь соль и пыль. Выкройка ловила каждое дуновение бриза, фиксировала космические бакены, шифротрафик ЗВК, низкоинтенсивный электромагнитный шум от несекретных операций. В остальном ничего. Затем стартовал K-рабль: взмыл на сортировочную орбиту со скоростью сорока махов, подсветив все вокруг в ближнем ультрафиолете продуктами выхлопа, и в этом свете ассистентка заметила несколько инопланетных маков, что укоренились в земле у ворот, кивая на ветру сморщенными цветочными головками с металлическим отливом. Жизнь в цирке, стиль НВ. В дальнем углу ВПП проявился ближнерейсовый грузовоз с тремя плавниками стабилизаторов, приземистый и потрепанный, все еще окруженный тепловой рябью от недавнего прохождения через атмосферу.

«Нова Свинг»!

Ассистентка пару мгновений слушала внутрикорабельный трафик. «Ну-ну, – подумала она. – Теперь вам троим есть о чем поговорить». Она не спешила. Улыбаясь собственным мыслям, присела недалеко от «Мотеля Делёз», взглянула, как разбиваются о берег белые на светоносном индиговом океанские волны, просеяла пригоршню песка сквозь пальцы. Задумалась, назваться ли Квини, Асподото или Tienes mi Corazon. Рокси? Мекси? А может, Синди Задом Наперед?

Спустя пару минут разошлись облака кислотного дыма, открывая взгляду немного отличную от привычной конфигурацию созвездий.

А еще через пару минут что-то быстро переместилось слева направо вдоль линии волн в восьмидесяти метрах, наполовину утопая в турбулентности, и прорезало песок пляжа. Изъеденный коррозией бронзовый бак – цилиндрический, примерно три метра на метр, недавно на скорую руку оснащенный грубыми радиопоглотителями с покрытием Яумана. На поверхности были заметны места вхождения каких-то трубок и боковая линия синих светодиодов. На одном конце поблескивал единственный кварцевый иллюминатор. Во Вселенной, кишевшей алгоритмами, все, что угодно, могло притвориться живым существом, но тяжелее, по мнению ассистентки, притворяться разумным, если ты разумом обладаешь. Саркофаг, если это был он, пару мгновений раскачивался в обе стороны на двадцать-тридцать градусов, словно пытаясь сориентироваться, затем завис в трех-четырех футах над пляжем, при каждом дуновении ветра эластично колыхаясь, и двинулся в дюны, направляясь к «Нове Свинг».

– Стоять! – крикнула ассистентка.

Выкройка скакнула в предельный режим, но наткнулась на препятствие куда ближе корабля. Кто бы это ни был, он оказался слишком проворен. Структурированные магнитные поля потянулись ей в ствол мозга, протискиваясь в ячейки допированной белковой решетки, и на восемь-девять миллисекунд стиснули нейросеть. Ассистентка покачнулась, задохнулась, заплясала на месте – не по своей воле. Обнаружила, что падает на песок и катается по нему. По коре мозга каскадами распространялись сбои. Проприоцепция отключилась. Целеселекция вырубилась. Автономные функции заглючили. Все выключилось. Это было не предательство «Prêter Cur». Это сработал какой-то предохранитель от ЗВК. Как раз перед полным отключением системы ИК-локатор и активный сонар зафиксировали фигуру, предположительно человеческую, которая наклонилась к ассистентке. После этого у нее внутри словно бы захлопнулась дверь, а спинной мозг и гипоталамус начали поджариваться на медленном огне: запахло прогорклым жиром. Всего лишь иллюзии. Она не испытала ничего, кроме стыда. С ней никогда прежде не случалось подобного.

Когда она пришла в себя, было еще темно. Начинался отлив. Она осталась в одиночестве. Над дюнами плыл запах ракетного топлива, и на миг ассистентка интерпретировала его как очередной синестетический кортикальный глюк, запрограммированный неприятелями. Она сочла разумным отлежаться в камышах, пока устройства автодиагностики бесстрастно крадутся через мозг. Ее тянуло блевать. Ей так плохо не было ни разу за всю жизнь – с того момента, как ее выпустили из протеомного бака в ателье «Prêter Cur», снабдив специализированной рукой, для новой карьеры. В конце концов она поднялась и побрела в сторону «Мотеля Делёз». Танцзал был занесен песком. В канделябровой лампе уцелели две низковаттные лампы накаливания. Позади, у барной стойки, сидела троица стариков в белых панамах и полиэстеровых спортивных трико. Они играли в кости и смотрели на нее. Вокруг громоздились ярусы бутылок из-под пива, а также в общей сложности два или три барреля «Блэк Харта». Старики пили все это вперемешку, без льда.

– Христа ради, – вымолвила ассистентка, – если вы уверены, что вам это подходит, то и со мной бы поделились, а?

Импасс ван Зант начал свой жизненный путь на корабле «Карлинг» среди пятидесяти тонн гамет глубокой заморозки на продажу. Постепенно сперматозоиды и яйцеклетки обретали свое предназначение. Пропутешествовав так двести лет, зачастую довеском к более интересным сделкам, ван Зант наконец вышел из морозильника для сельскохозяйственной работы. Но места себе не нашел. В гало это было частым явлением. Еще до рождения приговоренный богами к необратимым перелетам и целеустремленному, но непредсказуемому перемещению, Импасс в итоге оказался здесь, посреди пустоты, глядя в космос и шепча:

– Ты здесь?

Ответа не последовало. Затем проскочила очень быстрая и бледная вспышка. Исследовательский аппарат отсортировал квантовые события. Программы заполнили систему широкополосным шумом, накачали ее через стохастический резонанс историей кратковременного дисбаланса энергии вакуума. Вдруг проявились данные, скакнули до пика и стремительно исчезли. Число объектов локального пространства внезапно удвоилось. В половине парсека по направлению к Ядру возникло нечто вроде белого крыла, накренившись во тьму, словно опиралось на нее. Он потерял счет случаям, когда она вот так ускользала от него, не успевал он и рта раскрыть: огромная хрупкая сирота-потеряшка вселенского субстрата. В такие дни ему становилось непереносимо все происходящее. Как и сейчас. Какую бы лажу ни скормил ему за пивом и партией в настольный теннис Риг Гейнс, одно Импасс знал наверняка: он сам себе голову дурит, если воображает, что в пустоте продержится. Он яростно трудился, приманивая ее, и в сиянии старомодной панели управления лицо его внезапно смягчилось, а потом налилось отчаянием.