Тайна древнего замка - Эрик Вальц

— Ты пойдешь со мной, или я прикажу тебя выпороть, — решительно заявил я.

Она сдалась. Мы направились в покои Эстульфа, ранее принадлежавшие Агапету. Я намеренно выбрал время, когда Эстульфа тут не было.

Служанка вопросительно посмотрела на меня.

— Где-то здесь должен быть потайной проход. Ты прожила в замке половину своей жизни и наверняка знаешь, где он находится. Покажи его мне.

Бильгильдис пожала плечами.

— Как хочешь. — Я взял ее за руку и потянул ее к сундуку. — Может быть, теперь ты припоминаешь? Нет?

Я открыл проход и заставил служанку спуститься передо мной. Взяв факелы, мы прошли по узкому коридору и оказались в потайной комнате.

— Значит, ты раньше никогда не бывала здесь?

Бильгильдис и дальше делала вид, будто ничего не понимает.

Я достал письма, которые нашел здесь ранее.

— Но эти бумаги тебе знакомы, не так ли?

Она бросила на письма мимолетный взгляд и покачала головой.

— Лгунья! — завопил я, ударив кулаком по столу. — Еще одна такая ложь, и я брошу тебя в яму! Ты не выйдешь оттуда, пока я не узнаю правду! Тебе ясно?!

На самом деле я вовсе не вышел из себя. Я прекрасно осознавал, что я делаю. Люди привыкли к тому, что я всегда веду себя спокойно, и я пользуюсь этим. Когда я начинаю угрожать им, причем в таком тоне, который им еще не доводилось слышать от меня, они понимают, что дело обстоит для них не наилучшим образом. Подобное поведение творит чудеса — допрашиваемые настолько пугаются, что рассказывают мне все, о чем в иной ситуации умолчали бы.

— Кроме Элисии, Эстульфа и графини ты единственная жительница этого замка, которая умеет читать и писать. Письма адресованы графу Агапету, но он не умел читать! К кому бы еще он обратился, как не к тебе? К Эстульфу, быть может? Не станешь же ты убеждать меня, что Агапет проводил ночи на этом ложе любви вместе с Эстульфом? Или с графиней? Зачем скрываться с супругой в зловонной потайной комнате, если есть свои просторные покои? Про Элисию и речи быть не может. Значит, Агапет спал здесь с тобой и ни с кем еще. Ты будешь это отрицать? Подумай о том, что я только что сказал о лжи и темной яме.

Бильгильдис посмотрела на меня, затем на письма, подумала немного и отважилась открыть мне правду.

Она кивнула.

— Хорошо. Правильное решение. Ты знаешь, что я держу в своих руках? Это черновик письма, адресованного герцогу Швабии, ответ на одно из полученных писем. Пара слов здесь вычеркнуты. Наверное, граф Агапет что-то диктовал тебе, а потом ему не понравилось звучание фразы. Мне достаточно сравнить эти строки с посланием, которое ты сегодня писала от имени своей госпожи. Полагаю, почерк будет тот же.

Бильгильдис кивнула.

Что до содержания писем, тут мне спрашивать Бильгильдис было не о чем. Они говорили сами за себя. Пять из шести писем были от герцога. Бурхард добивался расположения графа Агапета, пытаясь заручиться его поддержкой на тот случай, если начнутся распри с новым королем, Конрадом. Герцог собирался провести следующим летом военную кампанию в Венгрии — более масштабную, чем все предыдущие. Он рассчитывал на свое самое мощное графство и надеялся объединить войско Агапета с армией баварского герцога. Но король не согласился на этот военный поход, он хотел провести переговоры с Венгрией. Об этом, в сущности, знали все, и шестое письмо лишь подтвердило мои предположения. В нем король Конрад пытался переманить Агапета на свою сторону. В качестве подтверждения своего расположения король прислал графу кое-какие подарки…

Но было во всем этом еще кое-что очень интересное. Письма герцога вполне можно назвать «заговорщическими» — именно поэтому граф Агапет и хранил их в своей тайной комнате. Конечно, герцог избегал прямого подтверждения своих намерений, но заручаться поддержкой графа на тот случай, если начнутся «распри» с королем… Мне показалось, что герцог хочет отделить Швабию от Восточно-Франкского королевства, как Бургундия отделилась от Западно-Франкского. Как бы то ни было, жизнь Агапета, его отношение к войне и сражениям, его холодность в разговоре с послом короля, а главное, черновик ответа герцогу позволяли прийти к выводу, что Агапет собирался принять сторону Бурхарда и в следующем году пойти войной на Венгрию. Этот военный поход был бы очень дорогим и потребовал бы значительных затрат со стороны графства. От Эстульфа это утаить не удалось бы, ведь он как управляющий должен знать обо всех доходах и расходах.

— Агапет ответил королю? Он продиктовал тебе письмо его величеству Конраду? — спросил я.

Бильгильдис покачала головой.

Значит, король оставался в неведении о том, поддержит его Агапет или нет. Но что, если Эстульф донес королю о том, что происходит? Что, если он написал Конраду письмо, изложив свои мысли по поводу намерений Агапета? Что, если король поручил ему… Но разве могу я даже помыслить такое? Его величество приказывает кастеляну замка убить графа? Без помощи самого богатого графа Швабия не начнет военный поход против Венгрии, а без Швабии и Бавария не ввяжется в войну. Король настоял бы на своем, королевская власть укрепилась бы, а власть знати ослабела бы. Возможно, у этого убийства политическая причина?

Все эти вопросы и предположения важны не только в связи с убийством, их значение намного больше. Если моя догадка верна, то я окажусь в центре политической интриги, а что там делать такому мелкому человечку, как я? Я словно безоружный мальчишка в лесу, полном хищников.

Но я еще не завершил допрос Бильгильдис. В отношении писем ей нельзя было предъявить какие-либо обвинения. Очевидно, граф Агапет недостаточно доверял Эстульфу и потому не хотел посвящать его в свою переписку. Значит, кто-то другой должен был читать ему письма герцога и писать ответы. Ладно. Но почему он поручил эту щекотливую задачу именно Бильгильдис? Конечно, она умела писать и служила ему много лет. Но ведь и графиня тоже. А если он не доверял своей супруге, то зачем посвящать в эту тайну ее служанку, которая непременно рассказала бы все своей хозяйке? Агапет мог бы обратиться к Элисии, ведь у них были хорошие отношения, да и Элисия уже знала о его тайной комнате, пускай и бывала там только в раннем детстве. Все это казалось бы противоречивым, если полагать, что Бильгильдис — просто крепостная служанка, на которую Агапет все эти годы не обращал особого внимания.

Но вот если предположить, что Бильгильдис не только письма писала…

— Вы были любовниками.

Бильгильдис резко повернулась ко мне, ее глаза злобно блеснули.

Я пододвинул ей лист бумаги, чернила и перо.

— Запиши все, что ты хочешь сообщить мне в связи с этим, — сказал я.

Бильгильдис

Агапет был моим «любовником»! «Любовником»! Приезжает какая-то сволочь из Констанца, присыпанный пылью сухарь, и заявляет мне такое в лицо, да еще и таким высокомерным тоном. Да что он понимает в моей жизни?! «Любовником»! Это все равно что сказать, что пение флейты — это звук, который создается при помощи рта и рук. Ах, как я хотела бы запихнуть ему эти проклятые письма в глотку! Или, еще лучше, запихнуть ему в глотку его же отрезанный член, чтобы этот ублюдок заткнулся и перестал оскорблять меня! Но у меня ничего бы не вышло. У меня никогда не получалось защитить себя. По крайней мере вот так. И я понимаю Раймунда, чья месть хозяевам заключается в том, что он ворует у господ деньги. Раймунд даже не задумывается об этом, он полагает, что ворует, чтобы лучше жить. Но на самом деле то, что он делает, это месть. Моя месть — другая, она болезненнее. Заметнее.