Заговор Англии против России. От Маркса до Обамы - Нурали Латыпов

Если объединённые производства были по отдельности достаточно эффективны и не боялись конкуренции, вертикальное объединение им не нужно. Лучшая в отрасли бумагоделательная фабрика может не тревожиться о сбыте. Типография, которая не уступает своим конкурентам, может не беспокоиться за своё положение на рынке. Эффективное предприятие продаёт там, где ему дают наилучшую цену, покупает там, где это выгоднее. Это значит, что вовсе не обязательно, чтобы принадлежащие одному собственнику предприятия, каждое из которых представляет определённую стадию отраслевого производства, нуждались в вертикальном объединении. Только когда одно или другое из них оказывается неконкурентоспособным, предприниматель обращается к идее укрепить слабое союзом с сильным. Тогда он начинает смотреть на прибыли успешного дела как на источник покрытия убытков дела прогорающего. Если не считать налоговых и иных особых преимуществ, вроде тех, которые умели извлекать из картелизации металлургические заводы Германии, объединение не даёт совершенно ничего, кроме мнимых прибылей одного предприятия и мнимых убытков другого.

Количество и значение вертикально концентрированных структур чудовищно преувеличены. В экономической жизни современного капитализма, напротив, постоянно возникают предприятия новых отраслей, а части существующих предприятий непрерывно откалываются, дабы обрести независимость».

На первый взгляд убедительно. Но логика этого рассуждения требует разделить каждый завод на цеха, а каждый цех – на станки. Нечто подобное пару веков назад бытовало в Туле: мастера делали на домашнем оборудовании отдельные детали (в столице российских оружейников сохранились улицы Ствольная, Курковая, Ложевая и многие другие в том же духе), а потом из них собирали полноценное оружие. Но мизесовский идеал продержался недолго: по мере роста производства оно собралось под заводскими крышами.

Простейшая причина интеграции независимых производителей очевидна: изображённые отцом неоавстрийской экономической школы причитания руководителей отдельных цехов единого производства чаще всего более чем перекрываются радостью руководителей других цехов, и суммарный эффект по всей технологической цепочке обычно положителен. Но по мере развития техники всё важнее становится та причина, что вовсе не упомянута Мизесом – устойчивость этой цепочки.

Мизес пишет о взаимосвязи бумажной фабрики с типографией. В своё время мне довелось несколько лет подряд читать журналы, связанные с полиграфией. Едва ли не в каждом номере попадалась статья о тонкостях настройки того или иного печатного оборудования под особенности конкретной партии бумаги. Переход же к новому поставщику обычно оборачивается десятками пробных прогонов – а высокопроизводительный офсетный ротационный стан выходит на стабильный рабочий режим лишь после нескольких сот оттисков. Расходы на перенастройку способны съесть всю экономию на переходе к поставщику подешевле. А ведь его ещё найти надо! В современных рыночных условиях этим порою заняты целые отделы предприятий! И их работа тоже недёшева.

Тульские ружья и пистолеты содержали десяток-другой деталей. Их несложно пригнать друг к другу вручную. Можно для надёжной работы при загрязнении оставить зазоры: в тульском музее оружия я их с интересом рассматривал невооружённым глазом. В новейшем тульском пистолете ГШ-18 – последней совместной работе великих конструкторов Василия Петровича Грязева (1928–03–04–2008–10–01) и Аркадия Георгиевича Шипунова (1927–11–07–2013–04–25) – пара десятков деталей, причём некоторые их поверхности сопряжены с микронной точностью. Проверять на точность формы и размера детали, сделанные в разных местах, теоретически можно – но времени на устранение брака уйдёт неприемлемо много. А что делать другим производителям? Пистолет Николая Фёдоровича Макарова (1914–05–22–1988–05–14) с тремя десятками деталей долго был простейшим в мире, а большинство образцов содержит не менее полусотни деталей. Причём пистолет – далеко не сложнейший вид техники: скажем, в автомобильном моторе многие сотни деталей.

Вдобавок партнёры могут отступать от согласованной технологии, поскольку не знают, как это отзовётся в дальнейшей работе. Вот исторический пример. Химический завод близ германского города Оппау на протяжении года накапливал нитрат (с примесью сульфата) аммония в выработанном глиняном карьере по соседству, чтобы распродать запас во время краткого сезона внесения химического удобрения. Селитра легко впитывает воду и слипается. Заводские химики экспериментально убедились в безопасности технологии дробления монолита чёрным порохом. Но поскольку собственного штата взрывников на заводе не было, заказ на эту работу отдали подрядчику. Он же для ускорения решил использовать взрывчатку помощнее – смесь бертолетовой соли с бензином (она получила название wreck-a-rock – сокруши скалу – после того, как в 1885-м году сотней тонн её и тремя десятками тонн динамита снесли подводные скалы Флед Рок, ограничивающие проход в порт Нъю-Йорк). После нескольких пробных взрывов отдельных скважин подрядчик, не знакомый со свойствами аммиачной селитры, стал наращивать число одновременно снаряжаемых шпуров. 1921–09–21 взорвалось более 12 тысяч тонн аммиачной селитры. Это был один из крупнейших взрывов доядерной эпохи, примерно эквивалентный 4–5 тысячам тонн тротила. Завод разрушен практически полностью, в Оппау из тысячи строений восемь сотен разрушены, все стёкла в домах вылетали даже в 70 километрах от места взрыва. Вот последствие незнакомства одного звена технологической цепочки с дальнейшими!

Чем сложнее производство, тем чаще недобросовестные конкуренты ищут способы разорвать технологическую цепочку. Недавний пример. В советское время всесоюзный (ныне всероссийский) НИИ твёрдых сплавов входил в научно-производственное объединение с московским комбинатом твёрдых сплавов, выпускающим его разработки. Заодно на заводских установках шли институтские опыты: ведь жаропрочную сверхтвёрдую хрупкую металлокерамику трудно обрабатывать в комнатных условиях. В 1994-м комбинат выкуплен шведским конкурентом Sandvik Coromant и с тех пор производит его устаревшие изделия: сливки с новинок шведы снимают сами. Институт же пока получает премии – но за находки многодесятилетней, а то и многовековой давности: в одиночку ему не под силу создать что-то действительно новое.

Конкурируют и государства. Недавно средства массовой рекламы, агитации, дезинформации (этот термин – сокращённо СМРАД – предложил Андрей Ильич Фурсов) радостно сообщали о многочисленных неудачных испытаниях свежеразработанной в РФ баллистической ракеты «Булава». Специалисты выяснили: основная доля неудач порождена тем, что в 1990-е многие предприятия, производящие космические комплектующие (от спецсплавов до уплотнительной резины), скупили иностранцы и (то ли ради избавления от опасных конкурентов, то ли ради ограничения возможностей нашей обороны) перепрофилировали или закрыли. Сейчас технологические тонкости соответствующих производств приходится осваивать заново едва ли не с нуля, вновь проходя сложнейший путь, уже изученный – с немалым трудом! – в 1950-е.

Возможно, в 1922–51-м, когда Мизес писал «Социализм», взаимозависимость технически сложных производств ещё не была столь очевидна (хотя уже тогда авто– и авиазаводы работали с сотнями поставщиков). Но уже к моменту его смерти проповедь отказа от вертикальной интеграции выглядела не прозрением, а предрассудком автора. Впрочем, это относится и ко всем прочим исследованным мною либертарианским идеям. Что и не удивительно: они разрабатывались не столько ради исследования подлинных закономерностей экономики, сколько ради отвлечения внимания от Маркса.