Сердце ворона - Владимир Торин

Стремительным небесным галопом пегас нес своего седока к городу. В высоком седле, наклонившись к самой шее животного, застыла стройная особа, закутанная в длинный плащ, сшитый из белых перьев. Острый взгляд карих глаз был прищурен от злого ветра, несущегося в лицо, и устремлен вперед, высматривая внизу, за полосой деревьев, прячущиеся там кристаллические башни. Черные волосы наездницы были собраны в тугой хвост, перетянутый белыми шелковыми лентами, а высокий светлый лоб перечеркивал золотой обруч. За спиной на ремне у девушки висели лук в чехле и колчан со стрелами. К седлу была приторочена кожаная лента-перевязь с торчащими из нее оперенными метательными дротиками. В обеих руках она крепко сжимала поводья, руководя полетом своего скакуна. Плащ из перьев хорошо защищал ее от холода, ледяного ветра и промозглой влаги туч, а животное, хоть и проделало сотни миль по воздуху, еще не устало, да и цель путешествия уже показалась вдали.

Крылатый скакун пролетел над кристальной стеной и устремился к реке. Внизу мелькали дома, сады и улицы, но небесная всадница направила пегаса к высокой башне, задевающей облака. По красоте и изяществу это строение могло бы поспорить с дивной розой, что выросла и возвысилась над кустом, гордо и величаво оглядывая своих собратьев внизу. Наглый плющ, словно теплой шапкой, укрыл остроконечную черепичную крышу и разросся по всем стенам, даже пустил побеги в большое окно верхних покоев. Именно к нему и направился крылатый скакун. Приблизившись к стене, пегас остановил перебор копыт, сильнее и чаще замахав крыльями, зависнув у окна. Наездница растянула пряжки ремней на высоких луках и единым движением вспрыгнула на седло, твердо упершись в него мягкими подошвами расшитых червленой нитью сапожек и бесстрашно балансируя на высоте двести футов. Девушка осторожно сошла со спины пегаса и несколько футов прошла по воздуху. Сапоги мягко упирались в прозрачную твердь, будто в землю. Белоснежные перья пегаса на ее плаще зашелестели, в них появилась жизнь. Зачарованная накидка позволила ей пробраться по невидимым глазу потокам, ступая над пропастью. Четыре шага, что отделяли размах крыла скакуна от башни, были пройдены, и небесная всадница ступила на подоконник, будто на ступеньку. Скользнув под аркой, она оказалась в комнате. Ей не пришлось даже пригибать голову – окно походило на вход, будто и предназначенный для визитов различных небесных гостей. Длинный повод тянулся за девушкой по подоконнику и выложенному каменными плитами полу – пока повод остается у нее в руке, пока она касается его хотя бы пальцем, буйный и своевольный пегас будет ей послушен и спокоен.

Верхние покои башни принадлежали эльфу, в чьих руках пульсировало и дрожало множество жизненных нитей всего его народа. Эс-Кайнт Конкра сидел в кресле, свитом из живых, ворвавшихся в ажурное окно со стены побегов плюща, молчаливо глядя перед собой, будто бы глубоко задумавшись и совсем не замечая вошедшей гостьи. Ответственность и груз забот отражались на облике повелителя. Собранные сзади изумрудной иглой белоснежные волосы, словно сплетенные из ровного лунного света, вблизи казались скорее серыми. Глаза цвета безоблачного неба сейчас походили на два глубоких унылых озера после прошедшего дождя, плечи опущены. Тем не менее пятисотлетний эльф был прекрасен: ни единой морщины не было заметно на его узком лице и грациозных руках. Чувственные алые губы были четкими, подчеркивая благородную бледность лица. Ничего этого не смогли испортить ни политика, ни вечные интриги, ни, конечно же, годы.

Великий эльф не замечал девушку.

Под высоким куполом башни раздался шорох крыльев. Девушка подняла взгляд и увидела кружащую там, где красивые резные балки-ребра соединялись, подобно прекрасному бутону цветка, небольшую птичку с сапфирно-синим оперением и мягким, как бархат, пухом. У нее не было лапок, лишь два комочка торчали на их месте, а раздвоенный хвост напоминал ласточкин. Безногая птичка называлась мартлетом. Ее пение было к дождю. Сейчас же она носилась кругами, будто бы пытаясь привлечь к себе внимание сидящего внизу лорда, который, кажется, даже не понял, что в его комнате поселилась пернатая кроха – так он был задумчив.

Позади лиственного кресла Эс-Кайнта располагался столик, на котором стоял хрустальный графин лучшего эльфийского вина руниэ, поблескивающего пурпуром и сделанного из трех сортов яблок и двух сортов редчайшего винограда. Это сейчас руниэ стало большой редкостью, а когда-то на любой заставе, почти в каждом доме можно было увидеть чашу или амфору такого вина. Теперь все изменилось, и отныне оно было только на столах лордов. В самом центре комнаты, словно древний надгробный камень, мрачно возвышался огромный письменный стол, заваленный бумагами.

Посланница сделала еще один короткий шаг по ковру из плюща.

– Эс-Кайнт? – посмела первой заговорить с правителем девушка.

Ее голос был похож на теплое прикосновение. Только сейчас Верховный Лорд заметил, что закат принес в его комнату не только алые лучи. Посланница склонилась в поклоне.

– Да, Килиен. – У Витала Эстариона был высокий и сильный голос, которому привыкли внимать своенравные лорды эльфийских Домов. Усталое лицо правителя приобрело неприступное, каменное выражение, припасенное для подобного рода приемов.

– Миледи Иньян велела передать, что прибудет к Совету. – Ради этой короткой фразы посланница и преодолела сотни миль, прорвавшись сквозь беснующиеся воздушные потоки.

– Хорошо, Килиен, благодарю тебя.

Девушка склонила голову, развернулась и исчезла тем же способом, что и появилась, – через окно.

В Зале Совета было непривычно тихо, и стояла зыбкая полутьма. Посреди отливающих темной синевой высоких кристаллов, выполняющих роль опорных колонн, и изящных кресел из белого дуба, расположенных полукругом в центре зала, проносились чуть заметные тускло-желтые искры. Когда эти маленькие огоньки сталкивались с чем-либо или между собой, они рассыпались крохотными брызгами света, гасли и вновь вспыхивали. Одна из таких искр понеслась к центру зала, к месту, где в полукруге величественных тронов стоял самый большой и прекрасный из них. На одно недолгое мгновение яркая вспышка озарила его, когда искра ударилась о гранитный пол. Массивное кресло, сделанное из чистого золота и серебра, украшенное драгоценными камнями невероятных размеров и красоты и покрытое удивительно тонкой росписью, было предметом мечтаний любого эльфа. Дубовый Трон Правителя Конкра, бесценное произведение искусства, символ нерушимости верховной власти и объект нескончаемого вожделения знатных эльфийских Домов.

Казалось, что огромный зал совершенно пуст, но это было не так. На Дубовом Троне сидел высокий правитель. Глаза его были закрыты, лоб упирался в бледные руки. Эс-Кайнт Витал Эстарион, Лорд Витал, Витал Лунный Свет, Верховный Правитель Конкра, Глава Высшего Совета, Защитник Народа… У него было много титулов и много имен.

Но сегодня он с легкостью сменил бы все это на те крупицы божественной мудрости, что, случается, посылает эльфам Тиена. Он хотел знать, что не ошибся. Хотел быть уверен, что поступил именно так, как должно. Что в будущем его народу не придется жестоко заплатить за принятое им решение.