Крутой мэн и железная леди - Елена Арсеньева

– Нет, сто!

«А ты азартен, Парамоша!»

– Да ладно, пусть будет сто, – легко пожала она плечами. –Торговаться – это мещанство. Только ваша информация должна быть не туфта вродеприятеля, машины и начальника следственного отдела, понимаете? Это должны бытьсведения правдивые. Потому что, прежде чем заплатить, я их проверю.

Огонь в глазенках Носачева малость поугас, но все же непотух совсем.

– Даю вам подсказку, – сказала Алёна. – Одного какого-тосвоего компаньона Влад в могилу свел с инфарктом, другого загнал в психушку.Или тот его в психушку загнал, точно неизвестно. Может, как-то за этозацепитесь?

– Ладно, – резко оборвал ее Носачев. – Я все вам узнаю.Бультерьер, значит? Понятно… Аванс дадите?

– Ха-ха, – обворожительно улыбнулась Алёна, глубокоубежденная, что ей вообще не придется платить, потому что никакой информации небудет и быть не может. Ну где Носачеву ее раздобыть, скажите на милость?! Дажеполучив от Алёны подсказку. – Какие могут быть авансы?!

– Ну, может, это и к лучшему, – задумчиво кивнул Носачев. –Денежки целее будут. А как я вас потом найду?

Алёна достала из кошелька визитку. На ней с одной стороныбыло написано: Алёна Дмитриева, писатель , с другой – Елена Дмитриевна Ярушкина, а также значились домашний телефон Ярушкиной и электронный адрес Дмитриевой.

– Пожалуйста, можете со мной связаться любым способом, –сказала она с ехидной улыбкой. – Хотите – по телефону, хотите – по электронке.В любое время!

– Я быстро сделаю, – сказал Носачев и, угрюмо глянув на своюработодательницу, сбежал с крыльца, даже не простившись.

Впрочем, Алёна тоже не простирала ему вослед руки, не махалаплаточком и не кричала: «Прощай, прощай и помни обо мне!»

Чего не было, того не было! И не только по причине душевнойчерствости и бесчувственности нашей писательницы. Просто именно в ту самуюминуту у нее в сумке зазвонил мобильник.

Алёна достала его и взглянула на дисплей. «Номер неопределен», – гласила надпись.

Она нахмурилась. Помедлила, но все же нажала на клавишуприема:

– Алло?

– Ну что? – мягко спросил шелестящий шепот. – Ты еще неначала меня вспоминать? Нет? Ну так я тебе напомню. Сегодня же…

* * *

«Девочка, я твоя мама. Когда я отсюда выйду, мы поедем стобой в Москву и пойдем на улицу самого главного поэта. Я научу тебя считать.Три минус пятьдесят получается две пятьдесят. А еще я научу тебя писатьсекретные записочки. Надо только помнить, что

1 13 7 15 1

5 14 10 20 18 10 6 3 1

это то же самое, что и

F k ` y f

L v b n h b t d f

Запомни это, и ты будешь всегда правильно переходить улицу.

Ну ладно, иди, только ключ не забудь. Он – где? Ты любишьиграть в слова? Рассудок – суд срока. Предатель = дать тел(о). Лечили рабов –врачи болели.

Зайди в Ifyc и спроси, тебе все отдадут. И возьми с собойсумку, потому что нести будет тяжело.

Последний шанс!

И не забудь помочь бедной женщине, у которой никого нет,кроме меня.

Бог любит добрых, я добрым не был никогда, меня бог нелюбит.

Ладно, пусть он любит хотя бы тебя, а я буду этомурадоваться, потому что я твоя мама».

* * *

Алёна сидела в скверике напротив Речного вокзала, слушалажурчанье фонтана и бездумно смотрела в тыл трем чугунным матросам, которые вотуже который год или десятилетие революцьонный держали шаг на одном и том жеместе. Выглядело это так, словно парни в бескозырках пытались пересечьНижне-Волжскую набережную, да замерли, испугавшись беспрерывного потокаавтомобилей. Матросы были свои, привычные, обжитые воробьями и засиженныеголубями, они только с виду казались мрачными и грозными. И ленточки ихбескозырок развевались так симпатично…

К остановке подрулила маршрутка номер тридцать четыре. Какподрулила, так и отрулила, и Алёна только вздохнула ей вслед. Маршрутка моглабы довезти ее практически до дому, так же как и любая другая… Они проходилимимо одна за другой, но ни одну из них писательница Дмитриева не почтила своимприсутствием. Не то что бы ей так уж хотелось сидеть в этом скверике поднераспустившейся бузиной и слушать стрекот водных струй в фонтане! По-хорошему,давно пора было сидеть дома за компьютером и слушать стрекот муз, однако Алёнамедлила. Отчего-то тихий голос, раздавшийся вдруг в ее мобильнике, отбил у нееохоту возвращаться домой.

Она считала себя сильной женщиной, однако сейчас все жепришлось в очередной раз признаться в собственной слабости: ей было не по себе.Странный звонок напугал ее. Даже не столько напугал, сколько заставилрастеряться.

До смерти хотелось с кем-нибудь посоветоваться, обсудить тусумятицу событий, которая вдруг завертелась вокруг нее 11 мая и вертится до сихпор. Не зря, не зря все началось в день юбилея нелюбимого ею Дали! Вот ужправда что – сплошной сюрреализм! Главное, стоило только Алёне нащупать хотькакую-то относительно прямую тропу в этой неразберихе, в этом буреломенесуразностей, как она снова скрылась за непроницаемой стеной. Что за псих кней прикалывается со своими напоминаниями о прошлом?! Чего он хочет? Зачем?

Разумеется, сейчас в голову неотступно лез Нарцисс с ихобщим прошлым , которое теперь Алёна вспомнила-таки, хотела она этого или нет.Пальцы на ее горле, выстрелы во Влада, безумные электронные письма… Это всё –ради пробуждения ее памяти? Может, надо было ответить голосу: да, мол, она всевспомнила? Может, он прошептал бы в ответ нечто, что поставило бы всё на своиместа? Но нет, он отключился сразу. Такое впечатление, ответа и не ждал. Вот жегад, а?! Правильно, правильно говорил Юрий про«Достоевского»-психолога-гуманиста: он не терпит, когда что-то нарушаетпривычное течение жизни!

Срочно надо с кем-то посоветоваться, но не с кем.Одиночество, конечно, хорошая вещь, но непременно нужен кто-то, кому можно былобы сказать, что одиночество – хорошая вещь…