Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

он сознательно культивировал образ поэта, «бога неприкаянного»; возможно, просто не умел иначе себя вести. Как бы то ни было, он уцелел: Сталин как всякий профессиональный властитель отлично понимал пределы своей власти и не посягал на самые древние запреты".[15]

Извините, если кого обидел.

02 октября 2005

История про Быстернака (III)

…Мне не то что не хватало подробностей (Ну вот была знаменитая пьеса Пастернака о войне, написанная в военную пору 0- пьеса мертворожденная, что-то вроде гигантских многомоторных самолётов тридцатых годов, что остались в чертежах. Быков говорит о ней скороговоркой, несётся дальше — между тем из неё можно вытащить практически всё представление Пастернака о войне, и понять его место в стиле того времени. Но я это и так знаю — во-первых, написал про эту пьесу во-вторых, а в третьих — упрёки типа: "а вот в книгу не вошло" бессмысленны. Нет такой книги, в которую всё вошло.

Там есть другие обстоятельства. Вот описывается приезд Пастернака на фронт, Друг Слуцкого павел Горелик подходит к нему, стоящему в окружении поэтов и офицеров, и простит надписать книгу, что он давно таскает в полевой сумке. Дальше быков пишет: " Горелик взял с собой на фронт «Второе рождение» и «Поэмы» — увидеть эти книги в руках боевого офицера было истинным праздником, и Пастернак наверняка гордился, что за автографом подошли к нему, а не к Симонову, скажем. Симонов был известнейшим военным поэтом, духоподъемная роль его военной лирики несомненна. Но ощущением чуда жизни его стихи заразить не могли. Он был слишком «отсюда» — Пастернак же весь «оттуда», как свет из комнаты, в которой зажгли елку. Именно это свидетельство его нездешности заставляло мальчиков и девочек — новое поколение читателей — затверживать его стихи на память, пусть не понимая, о чем идет речь. Он был живым свидетельством несбыточного. Вот почему встреча с ним воспринималась как доброе предзнаменование".

Поэтический образ этого события мне интересен, интересна мне мысль — но отчего же "Симонов был известнейшим военным поэтом, духоподъемная роль его военной лирики несомненна. Но ощущением чуда жизни его стихи заразить не могли". Да эти фигуры имели разный вес в русской литературы. Но " ощущением чуда жизни его стихи заразить не могли" — почему? Как это?

И таких мест я вижу много.

Автор придумал хороший образ — но это не поэтизация реальности, а другая страна и реальность.

То есть, дело происходит как в старом анекдоте, в котором профессор предлагает студенту выбор между двумя простыми вопросами и одним сложным. тот выбирает один сложный.

— Хорошо. Где появился первый человек?

— На Арбате.

— Поч-чему?!..

— А это, профессор, уже второй вопроос.

Впрочем, это пока смутная категория ощущений. Менее всего мне интересно ловить Быкова на описках и ошибках — книга толстая, найдётся много всего. Да и он сам действует в "Русском журнале", сочиняя что-то вроде листка с опечатками, что вкладывали в книгу в добрые старые времена: "Пользуясь случаем: то есть каким, собственно, случаем? Просто у меня нет более оперативной возможности покаяться в нескольких ошибках, нежели тут, в квикле. В только что вышедшем "Пастернаке" (ЖЗЛ) я заметил несколько ошибок, которые поздно вносить в список замеченных опечаток. Их не так много, но они обидны. Всем, кто купил книгу на ярмарке или постфактум, большое авторское спасибо — и вот посильные исправления.

На с. 423 упомянут рассказ Леонида Андреева "Тьма", хотя речь, само собой, идет о "Бездне".

На с. 562 сказано: "16 февраля Пастернаку пришлось выступать опять: " — следует читать "16 марта", поскольку речь идет о его втором (разъясняющем) выступлении на московской дискуссии 1936 года о формализме; речь 16 февраля, на Минском пленуме, описана страницей раньше.

На с. 422 в цитате из "Февраля" Багрицкого вместо "не расстегивая гимнастерки" появилось загадочное "не расстегнув". Откуда взялось — не знаю: в рукописи все было как следует.

Есть пара неточностей в цитатах: на с. 329 — "В детстве ряженых я боялась" (из "Поэмы без героя"), хотя следует читать, конечно, "С детства: " — как оно и процитировано на с. 677. На с. 426 процитировано "Но разве я не мерюсь с пятилеткой", хотя предлог "с" тут не нужен, и в аналогичной цитате на с. 478 все правильно.

На с. 638: "три стихотворения Мандельштама — "Опять войны разноголосица: ", "Как тельце маленькое крылышком: " и "А небо будущим беременно: " — следует читать: "Три стихотворения Мандельштама — "Опять войны разноголосица" и "Давайте слушать грома проповедь", впоследствии объединенные в текст "А небо будущим беременно…", и "Как тельце маленькое крылышком". Вина моя — при сокращении смысл потерялся: вышло, что "А небо будущим беременно" и "Опять войны разноголосица" — разные стихи.

Есть несколько корректорских произволов — тут я должен просто обозначить свое особое мнение: в конструкциях типа "так и не оконченная поэма", "так и не переизданная повесть" — "не" с причастиями у меня везде стоит отдельно, а в книжном издании, к сожалению, слитно. Случаи спорные, вариативные, и тем не менее.

Наверняка там есть и еще что-то — и доброжелательные коллеги обязательно мне укажут на эти ляпы. Почему после всех чисток, правок и перепроверок остались эти — догадываюсь: автор не должен утрачивать смирения и помнить о своем несовершенстве, особенно глядя на девятисотстраничный кирпич".

Этот очень правильный ход, я думаю.

Извините, если кого обидел.

03 октября 2005

История про Быстернака и Басипешкова

Случилось так, что одновременно с Быковской биографией Пастернака вышла книга Басинского о Горьком.

Так вот, сколько про это ни говорили, а всё равно удивляешься тому, как разные люди, что кормятся на покойных писателях, становятся похожи на своих кормильцев. Достоевсковеды — сплошь, правда, западники, но, получив обильные гранты, сразу — шмыг в Баден-Баден. Толстознатцы — народ отчего-то сильно пьющий, оттого я часто видел их босыми в Ясной поляне. И пришвиноведов я тоже хорошо представляю — знал двоих. Они умеренно-православны, с расчёсанными бородками и ценят плетение словес.

Шукшинолюбы всё норовят в нетрезвом виде кому-то по репе заехать.

Цветаеведки — пьющие женщины, закусывают рябиной и склонны к лесбиянству. Набоковеды — мерзавцы и негодяи, собственный снобизм считающие своим главным талантом.

Племя стиховедов, как известно, грамотеет.

Из них ближе всего я знал своего преподавателя и, к тому же, заместителя директора Института мировой литературы Лебедева, царство ему Небесное — он занимался Ломоносовым,