Обратный отсчет: Проект "Геката" - Токацин

корабль — его по-прежнему загораживал широкий барк — и отступил в сторону, выпуская сарматов за ограждение. Его передатчику не мешал городской купол — Гедимин слышал голос Маккензи, даже остановившись за оградой.

— С этими кораблями у них куча проблем, — Кенен щёлкнул коммутатором, отсекая лишних слушателей. — Были случаи, — реакторы взрывались на взлёте. Запускать их умеют, вроде бы умеют глушить, но получается как-то странно. После первых взрывов запретили летать с работающим реактором. Они запускают его на твёрдой земле и ждут, когда аккумуляторы зарядятся до упора. Тогда всё глушат, выжидают до полной остановки и взлетают на накопленном. Говорят, хватает.

Он посмотрел на Гедимина. Тот притронулся к шлему, опуская на глаза тёмный щиток, и медленно расплылся в недоброй ухмылке. «Вот вам наш флот, hasulesh,» — думал он, щурясь на космодром; барк отогнали в сторону, и трофейный корабль, выкрашенный нелепыми полосами, снова был хорошо виден. «Много вам от него пользы?»

28 сентября 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

Реактор был микроскопическим — Гедимин держал всю активную зону в одной руке и не чувствовал веса. Семь сборных стержней — по шесть слоёв тонко раскатанного металла в каждом, всего семнадцать килограммов, не считая вспомогательных элементов, без которых тончайшая фольга мгновенно слиплась бы в один раскалённый комок. Оставалось поместить его внутрь корпуса и убрать защитные поля, отделяющие плутоний от ирренция, а потом — несколько лучевых вспышек, и реакция снова начнётся. «Так же, как на Кагете, на Фебе и в „Гекате“,» — Гедимин задумчиво улыбнулся, глядя на светящуюся сборку в руке. «Так же, как в Ураниум-Сити. Хоть что-то не меняется…»

Он отодвинул свободной рукой сегмент корпуса, боком, держа в вытянутом кулаке хвостовики, втиснулся внутрь. Мозг временами отказывал, — не всегда сармат понимал, что и как он делает; но руки помнили всё. Через несколько секунд Гедимин вылез наружу и вернул сдвижной сегмент на место. Излучатель можно было направить автоматически, но он протянул руку и осторожно подвёл его к стержням. Видимо, это отразилось на мониторах в отсеке управления, — в ту же секунду в наушниках послышался голос Кенена:

— Эй, Джед! Что с пуском? Нажимать?

— Tza, — кивнул Гедимин, замыкая последний контур биозащиты и отходя к переборке. Установка зажглась зелёным светом, — у сарматов не было ипрона, чтобы надёжно блокировать излучение, а система защитных полей под омикрон-квантами шла зелёной рябью. Гедимин погасил тусклые светодиоды и остался в отсеке, освещённом только зеленоватым сиянием реактора. Он смотрел на установку и улыбался.

— Растёт, — сказал Кенен. — Сказать, сколько сей… Эй! Оно ещё растёт! Скачками!

— Температура? — отрывисто спросил Гедимин. В реакторе было сорок два грамма ирренция, размазанного тончайшим слоем и разделённого на микроскопические порции слоями плутония, — цепная реакция была невозможна в принципе, даже если бы это был чистый кагетский металл, он не смог бы взорваться. Но вот плутоний… Перегрев был всегда возможен — несмотря на продув гелием, несмотря на охлаждение газа в специальной установке, для которой Кенен раздобыл баллон жидкого азота…

— Остывает! — крикнул Кенен. — Вот-вот… Ага, ещё упала на два градуса. Ты его не заморозишь?

— На выработку это не повлияет, — отозвался Гедимин. Довольная ухмылка не сходила с его лица. «А ведь это я изобрёл,» — думал он, глядя на сияющий реактор. «Когда ещё был атомщиком. Хорошее было время.»

Реакторный отсек от щита управления отделяло ровно десять метров — считанные шаги для сармата, но на проход он потратил все десять минут. Защитные поля выстроились на протяжении всего пути — по три экрана на каждый метр, и Гедимин, осторожно проходя сквозь них и восстанавливая их за спиной, потерял кучу времени. «Надо искать ипрон,» — он с досадой вспомнил трофейный корабль и толпу экзоскелетчиков на каждой палубе. «С космодрома не вынесешь. Хоть скафандр разбирай…»

— Вот! — громко сказал Кенен. — Всё, остановилось… а, нет. Растёт, но по чуть-чуть.

— Это синтез, — отозвался Гедимин, выходя в отсек управления. — Теперь так и будет расти.

Помещение, выделенное под мониторы, было довольно тесным — три метра в поперечнике, и сармат входил в него боком, чтобы не врезаться в пульт или кресло оператора. За пультом, подозрительно щурясь на мониторы, сидел Кенен, а за его плечом неподвижно стоял Иджес. Увидев Гедимина, он слегка улыбнулся, но сармат видел, какие широкие у него зрачки, и как едва заметно дрожат края век.

— Зачем пришёл? — спросил Гедимин, недовольно щурясь. — Тебе плохо. Кенен, ты его притащил?

Маккензи неопределённо пожал плечами.

— А кому тут сидеть? Я часто не смогу. Фланн занят плутонием, Айзека трогать нельзя, ты — лучший ремонтник, у Зета цех. Остаётся он. Или рассказывать кому-то ещё и думать, проболтается или нет. Об этом не должна знать вся база, понимаешь? Мы и так ходим по тонкому волоску…

Гедимин тяжело вздохнул.

— Не проболтайся первым. Я ещё помню тот корабль…

Кенен вздрогнул и неприязненно покосился на него.

— Хватит уже, Джед. Я вас не сдавал. И потом, тогда всё сложилось неплохо, верно? Знакомство с Фюльбером, должность инженера, научный центр…

Гедимин поморщился.

— Смотри за мониторами. Я пойду сменю Фланна.

Кенен жестом подозвал Иджеса.

— Иди, Джед. Ис, запоминай, что надо делать. Мне пора собираться — к семи надо быть в центре.

Гедимин мигнул, покосился на часы, — по условному времени, принятому в Кларке, было только полшестого, ещё полчаса до официальной побудки. Сарматы встали рано, чтобы собрать и запустить реактор, — с пуском и так сильно затянули.

— Меня пусть не трогают, — сказал Гедимин. — Даже если весь космодром сломается.

Кенен рассеянно кивнул.

— Само собой, Джед. Сегодня выходной, забыл? Сиди на корабле, занимайся своими делами. Вернусь — привезу особые пайки…

— Выходной? — Гедимин посмотрел на него удивлённо. Иджес, до того молчавший, громко хмыкнул.

— Опять ты улетел на Энцелад?

— День атомщика, Джед, — пояснил Кенен, щёлкнув