Белая кость - Роман Солодов

что надо остановить машину, вывести шофера в лес, забрать его одежду и привязать к дереву. Вот только чем он будет его привязывать? Его же ремнем. Нет, не получается: привязать и оставить на ночь все равно что убить — замерзнет. Просто убить, чтоб без мучений? Это как раз легко. Если б задание выполнял и этот юноша оказался бы помехой, — тут никаких вопросов. Уже был бы мертвым! Но он не может убить человека только потому, что ему нужны его машина и одежда. Придется доехать до города, и там уже менять обличье. Может, пойти в публичный дом и там украсть у кого-нибудь одежду? Купить цивильное в одежном магазинчике? Сколько у него осталось марок? На приличную одежду может не хватить…

Даже не представляет, сколько сегодня рубашка, куртка и брюки стоят.

Вот Ира могла бы подсказать… Почему она обнажена перед ним и зачем он идет на нее нельзя это жена Павла он себе не простит подлости почему она поворачивается к нему лицом приоткрывает рот какое у нее тело нельзя позор почему так сладко обниматься с ней она же не возражает а что же Павел почему он никуда не ушел но сидит за своим канцелярским столом и пишет пишет почему он не встанет между ними она прекрасна она желанна это стыд это ужас и она согласна все равно у них ничего не выйдет негоже так нет вкуса у ее губ нет ощущения ее покорного тела ничего нет и ничего не будет он не позволит себе такого эта кровать не его это их кровать зачем она тянет его к себе Павел сейчас повернется увидит и проклянет нельзя ложиться на нее он полностью готов лучше застрелиться есть же пистолет этого «Ганса»…

Дмитрий дернул головой и проснулся с ощущением несовершенного греха. Ничего не получилось во сне, и слава Богу… Приснится же кошмар. Но до чего сладкий, зараза… Первый раз ему пригрезилась любимая женщина в таком виде… Он вызывал ее образ во время молитвы ее Богу. Но всегда все было скромно, хотя, когда видел ее, в реальности ли, в воображении, порой испытывал темное желание смять, подчинить, сорвать все одежды… Это сновидение — он впервые явственно увидел ее тело. А какое оно на самом деле? Как все же он желает ее! Та сцена на озере бесследно не прошла.

— Сколько еще до города? — спросил он.

— Через двадцать минут приедем, — четко ответил шофер.

— Ты знаешь, где комендатура?

— Так точно!

— Высадишь.

— Слушаюсь.

— Почему не в армии?

— Забраковали, господин обер-лейтенант. Эпилепсия… Не повезло.

— Не повезло? — невольно усмехнулся Бекешев.

— А как еще это расценивать? Все мои школьные друзья с уже с железными крестами. Даже евреи, которых я в школе исправно поколачивал, и те!.. Смотрят на меня теперь сверху вниз!.. А ведь это я, не они, был первым заводилой в школе и всю жизнь мечтал об офицерском мундире.

— Да, не повезло тебе. А на фронте нужны такие, как ты, — заводилы, решительные ребята. Из таких и выходят настоящие солдаты!.. — напыщенно произнес Бекешев. Забрезжил план. — Что же ты, так ни разу и не надел форму? Неужто твои школьные приятели не дали тебе ощутить, что такое мундир солдата? Или ты не просил?

— Еще как просил… — парень даже руку с руля снял, чтоб махнуть безнадежно. Машина тут же вильнула, и немец виновато взглянул на Бекешева. Но «обер-лейтенант» не обратил внимания на такую мелочь. Только кивнул понимающе.

— Но моих школьных друзей будто подменили — все такие важные стали.

— Да-а… — протянул Бекешев. — Я тоже никому своего мундира не давал. Старший брат просил — и даже ему не мог! Он у меня сухорукий… Думал на невесту надеть в шутку… Она из этого города. Не дождалась, замуж вышла и даже не написала об этом. Я приехал, машину отпустил, а она уже с брюхом… Знал бы… — Он махнул рукой, не представляя, как быть дальше. Ему позарез нужна одежда этого парня. Но сам он не может предложить поменяться. Немец сразу заподозрит неладное. Надо продолжать игру, пробовать варианты, искать… он не будет убивать человека.

— Что же это она, сука!.. — искренне возмутился парень. — Вы за нее кровь проливаете, а она ждать не могла? Это совсем не по-немецки!..

— Точно! Где они, наши белокурые Брунгильды — сильные, верные, нежные, любящие своих рыцарей, терпеливо ожидающие их прихода с полей битвы… Все вырождается! Теперь вот даже не знаю, куда податься, как время отпускное убить. Да и девочка бы не помешала — верность-то уже хранить не надо. А ведь был по-рыцарски верен. Ты хоть знаешь, есть ли такое заведение в городе, где можно расслабиться?

— Все заведения на фронт подались. Да у нас и было-то… Но у меня есть пара девочек. С ними можно отдохнуть. Вам, господин обер-лейтенант, это не помешает. Я заметил, когда вы вздремнули, — парень повернулся к Бекешеву и заговорщически подмигнул.

— Да! Это на фронте не до женщин… А вот когда в тыл на отдых отводят, сразу вспоминаешь, что мужчина. Пуговицы на ширинке отлетают. Там сейчас проститутки и зарабатывают. А я не ходил, ехал к невесте весь в ожидании… А-а, — Бекешев опять махнул рукой. — Так что, эти твои девочки? Не уродины, надеюсь?

— Какие уродины? Сейчас такой выбор… ого-го! — парень был рад оказать услугу офицеру, который не корчил из себя зазнавшегося фронтовика.

— О! Если хотя б одна из них блондинка, как моя бывшая невеста, надел бы на нее мундир и шлепал бы по заднице до покраснения, — Бекешев грубо хохотнул. — Знаешь что? Давай-ка их! Я выберу, а может, обеих возьму — силу-то накопил. Меня сейчас на взвод девочек хватит… Не надо в комендатуру, всегда успею. Заруливай в гаштет. Там меньше вопросов задают насчет девочек. Я сниму номер и подожду, пока ты их привезешь, — Бекешев выдержал паузу и с ноткой интимности продолжил: — Если захочешь, можем вчетвером развлечься. В процессе поменяемся. Я сегодня не ревнивый, и ты мне понравился. Я бы такого, как ты, взял к себе в роту — ну и что, что эпилептик? У меня очкариков много — и воюют не хуже других! Как звать?

— Ганс!

— Хорошее немецкое имя. Зови меня Вернером, Ганс. Кажется, приехали в город? Заруливай в гаштет.

— А зачем в гаштет? У меня квартира пустая, — захлебнулся Ганс от восторга, что не расстанется с офицером и, может быть, посоревнуется с ним в постельном сражении, как он это уже проделывал с приятелями. Всех