Крестовый поход против Грааля - Отто Ран

Неоскверненная и свободная, романская священная крепость все еще возвышалась над провансальской равниной, где победоносные воины крестового похода пели на пепелищах городов свое «veni creator spiritus» и где равнинные крестьяне начинали говорить на языке новых властителей этих мест: вместо langue d’oc — langue d’oil. И только на Монсегюре и на подконтрольной ему территории Табора еще жили последние носители культуры, предками которых были эллины, иберы и кельты. Ставшие бельмом в глазу христианского западного мира, защитники последнего оплота катаризма были приговорены этим миром к смерти.

С давних пор великолепные крепостные скалы Монсегюра овевают мифы и сказания, складывавшиеся в Таборе еще с доисторических времен. Согласно романской традиции, крепость была построена «сыновьями Гериона», чьи стада похитил Геракл, прежде чем он добрался до садов Гесперид и до Аида. В саду Гесперид любимец богов похитил золотые яблоки-звезды, сверкающие среди листьев Древа жизни рядом с Чашей возрождения. В Аиде солнцеподобный Алкид усмирил и победил стража ада Цербера, поскольку ни смерть, ни ад не вызывали ужаса у этих «первовождей». Действительно ли Геракл послал сыновьям Гериона (которых романы считали своими иберскими предками) первую радостную весть о том, что смерть не ужасна и что ад ничуть не больший кошмар, чем земная жизнь? -

Когда опальные рыцари и «чистые» смотрели с высот Монсегюра на море, которое часто можно разглядеть сквозь дымку, поднимающуюся над равниной, они могли вспоминать о визите Геракла в ад, поскольку там, у «Бебрикского моря», расположен мыс Сар СегЬеге. В Монсегюре собрались рыцари, дамы, трубадуры, катарки и катары, среди которых можно было заметить и тех героев или дам, которые встречались в изящном романском мире возвышенной любви. Когда все они взирали на восток, в строну моря, то видели Порт-Вендрес, гавань Венеры, к которой когда-то причаливал «Арго» — корабль аргонавтов, одним из героев команды которого был Геракл.

Но Венера — не Артемида, а Секс — не Эрос. И не Венера, невидимая, восседала на троне над романами, а Артемида — высшая целомудренная любовь, делавшая плохих хорошими, а хороших — еще лучше. Монсегюр не был греховной горой, где пребывала «Венера в Граале». Это была романская гора Утешителя, Высшей Любви. Принявшие «крещение духом» сделали первый шаг на пути в светлую страну душ. Они уже умерли для земного мира, в котором они видели воплощение ада. Ведь повсюду пылали костры инквизиции. «Поцелуя Бога» ожидали еретики Монсегюра, который мог еще видеть солнце как последнее святилище еретиков. Монсегюр и его «чистые» были просто обязаны получить поцелуй Бога.

Эсклармонда де Фуа и Гильаберт из Кастра мертвы. Когда точно они умерли — нам неизвестно. Но падения Монсегюра они уже не видели. Пастух, рассказавший мне на Пути катаров легенду о Монсегюре, Эсклармонде, ратях Люцифера и Граале, также знал, что «великая Эсклармонда» (как ее и теперь называют в горах Табора) не сгорела на костре. Была и другая Эсклармонда: дочь хозяина замка Рамона Перелья, одна из дочерей Белиссены. Она спасла романского Мани, когда римско-католические полчища, направленные на уничтожение еретической крепости, начали подниматься с равнины вверх, на Монсегюр.

После смерти инквизиторов при Авиньоне, Гуго д’Арсис, сенешаль Каркассона, Петр Амелий, архиепископ Нар-бонны и Дюран, епископ Альби, приняли решение навсегда избавиться от этой пиренейской крепости, которая в руках отчаявшихся представляла опасность для нового государственного порядка и для истинной веры. Для того чтобы начать крестовый поход против Монсегюра, они организовали «вооруженное братство». Это братство было снабжено оружием и оснащено в расчете на многолетнюю осаду.

Но и еретики не бездействовали. В крепость, над которой нависла опасность, шли рыцари и трубадуры из всех романских земель. С согласия графа Тулузского байи Бертран Рока послал в крепость строителя военных машин Бертрана Бакалера, который к началу крестового похода успел укрепить стены Монсегюра. Повсюду проходили сборы денег, съестных припасов и вооружения. Многие «совершенные» отправлялись в горы, чтобы своими проповедями укреплять дух осажденных и поставить свое священное искусство на службу защитников крепости.

Осада началась весной 1243 г. Лагерь католической армии был разбит на одной из сторон возвышенности, к западу от скал, на которых стоит крепость. Это место и сегодня называется Campis (лагерь). Осаждавшие окружили всю вершину горы. Никто не должен был подниматься в крепость и никто не должен был ее покидать. И все же представляется вполне вероятным, что окруженные могли поддерживать связь со своими друзьями на равнине. Некоторые историки считают, что в пользу этого свидетельствуют протяженные подземные ходы — вероятно, пещеры естественного происхождения. Как бы то ни было, но точно известно, что однажды Эсклармонде д’Айон, племяннице Эсклармонды де Фуа, удалось направить в крепость одного каталонского идальго с деньгами и солдатами. В другой раз сыну трубадура Пейре Видаля удалось передать осажденным сообщение от графа Тулузского. Граф велел передать осажденным, что вскоре к ним на помощь придет император Фридрих Второй: «Продержитесь еще семь дней!..»

Когда сын Пейре Видаля приблизился к Монсегюру, он увидел таинственного всадника в пурпурном плаще и перчатках цвета сапфира. Но он ошибся, приняв это видение за хорошее предзнаменование. В первом же бою, когда он сражался вместе с ободренными его посланием опальными защитниками крепости, смерть нашла его.

Обещанная помощь императора Фридриха Второго уже не понадобилась. В ночь на первое марта 1244 г., будто бы в Вербное воскресенье, католикам удалось достигнуть вершины. Хорошо знакомые с горными условиями крестоносцы узнали от предателей-пастухов, какая из троп ведет вверх до самой крепости, и по ней, минуя ущелье Лассе, поднялись До самых передовых укреплений. Они шли ночью, чтобы не видеть большой высоты и от головокружения не свалиться вниз. Стража была задушена, а в лагерь был передан условный сигнал, что дело завершилось успехом. Часом позже крепость была окружена плотным кольцом.

Осажденные капитулировали. Чтобы избежать бессмысленного кровопролития, оба кастеляна, Рамон Перелья и Пьер-Рожер де Мирпуа обещали, что в предрассветных сумерках передадут крепость в руки архиепископа, а также выдадут ему всех катаров, с условием, что жизнь всех рыцарей будет сохранена. Петр Амелий заявил, что согласен с этими условиями.

Многие рыцари перед капитуляцией пожелали пройти обряд «крещения духом» и быть принятыми в общину Церкви Любви, хотя и знали о том, какая участь их ожидает. Этот обряд исполнили седой архиепископ еретиков Бертран Эн Марти, последователь Гильаберта из Кастра. Никто не помышлял о бегстве, никто не стремился избежать страданий, как будто каждый в отдельности хотел дать миру пример того, как надо умирать за свою родину и за свою веру. Часто, порицая доктрину катаров, ее сравнивают с пессимизмом Шопенгауэра и Ницше. Но тогда это совсем особый пессимизм, сочетающийся с таким мужеством, который в истории человечества был присущ еще только героизму раннехристианских мучеников. Катаризм был не менее пессимистичен, чем раннее христианство, с которого он во многом брал пример.