"Все объекты разбомбили мы дотла!" Летчик-бомбардировщик вспоминает - Георгий Осипов

— Пролетаем реку Чир, до цели тридцать, — докладывает Желонкин.

— Сзади восемь «мессеров», — докладывает Наговицин.

Сообщаю по радио об истребителях противника Савченко и вижу, как справа на встречных курсах сближаются с нами еще четыре истребителя противника.

— Осипов, уходи за облака, а мы постараемся не допустить туда худых, — передает по радио мне Савченко.

Увожу эскадрилью за облачность. Облака очень тонкие, со значительными разрывами. Набираю над облаками высоту, чтобы исключить внезапные скрытные атаки «мессеров» из-под облаков.

— Боевой! — командует Желонкин.

— Наши истребители пристроились, — докладывает стрелок-радист.

— Бомбы сброшены. Разворот. Курс двадцать пять, — передает Желонкин.

Истребители противника продолжают преследовать нас, пытаясь на большой скорости атаковать из-под облачности. Но как только «мессера» появляются на фоне облаков, наши истребители сопровождения атакуют их сверху, и «мессера» немедленно ретируются в облака. Наконец, атаки противника прекратились, но и облачность сомкнулась, исчезли все разрывы и просветы между облаками.

Верхний край облачности пополз вверх, и пришлось набрать высоту до трех тысяч пятьсот метров. Как ни напрягали мы зрение, а разрывов в облаках нигде не было видно.

«Что же делать? — думаю я. — В эскадрилье два летчика, Девиченко и Черепнов, только в Тамбове научились летать в облаках, а как у истребителей сопровождения?»

— Сколько летчиков у вас летает в облаках? — запрашиваю Савченко.

— Один я, — отвечает Савченко.

— По расчету времени до Клетской две минуты, — докладывает Желонкин.

Решаю пробивать облака строем и подаю команду по радио:

— Будем пробивать облака строем. Кто потеряет ведущего — уходить вниз со снижением. Сомкнуться!

— Бомберы, мы с вами, — докладывает Савченко.

Не убирая газ, чтобы летчикам легче было держаться в строю, перевожу самолет на снижение со скоростью пять метров в секунду. Оглядываюсь налево и направо. Все самолеты прижались ко мне, а истребители — к замыкающим бомбардировщикам и летят крыло в крыло.

Лишь бы не было болтанки в облаках, — молю я судьбу и вхожу в облака на высоте две тысячи шестьсот метров. Теперь от приборов отрываться нельзя. Приказываю стрелку-радисту докладывать мне, как идут самолеты. Высота — две тысячи метров, земли не видно. Монзин время от времени докладывает:

— Идут отлично. Держатся, как на параде, четко.

Время тянется бесконечно медленно. Высота — тысяча пятьсот метров. Земли не видно.

— Командир, началось небольшое обледенение! — сообщает Желонкин.

«Этого еще нам не хватало!», — подумал я, включая подогрев приемника указателя скорости. Наконец, на высоте восемьсот метров Желонкин закричал:

— Просматривается земля!

На высоте шестьсот метров вся группа вышла под облака. Под нами была знакомая белая степь, перерезанная отдельными балками.

— Федя, восстанавливай ориентировку, — говорю Желонкину.

— Впереди справа Серафимовичи, мы уклонились на запад, — докладывает Желонкин.

— Савченко, отвести вас на аэродром? — запрашиваю истребители.

— Не надо, долетим сами. Спасибо, бомберы!

Истребители, отвернув вправо, скрылись, а мы пошли на свой аэродром.

Сразу же после посадки получили задачу нанести удар десятью самолетами по колонне войск противника на дороге Каменка — Нижний Астахов — Пономарев.

По готовности самолетов взлетели, встретились с пятеркой истребителей сопровождения и пошли на цель. У Поповки обнаружили большую колонну автомашин, а на северо-восточной окраине населенного пункта — до пятнадцати немецко-фашистских танков. Перестроив эскадрилью в колонну звеньев, нанесли удар по обнаруженной цели, уничтожив пять автомашин[97]. Противодействия противник почти не оказывал. Только из-за сильного обледенения самолетов от моросящего дождя и не решился выполнить второй заход для штурмовки.

Задолго до рассвета 2 декабря меня срочно вызвали на командный пункт полка. Там, кроме командира полка и начальника штаба, находился и командир дивизии полковник Антошкин, из чего стало ясно, что предстоит что-то серьезное. Антошкин всем своим видом выражал нетерпение. Его лицо играло желваками мускулов и быстро сменяющимися выражениями, отражая ход мыслей. Он даже что-то шептал при этом про себя. Когда вошел Гладков, Антошкин приказал:

— Майор Саломаха, ставьте задачу командирам эскадрилий.

— Товарищи командиры эскадрилий, нашему полку приказано нанести удар по танкам противника, выгружающимся из эшелона на станции Миллерово. Погода у нас — ясно, а в районе цели — низкая облачность пять-шесть баллов. Приказываю каждой эскадрилье выделить по два наиболее подготовленных экипажа и обеспечить их вылет с рассветом. Вопросы будут? — закончил Саломаха.

В присутствии командира дивизии Саломаха торопился. Слова выскакивали у него непрерывно со свистом, как сжатый воздух из баллона.

— Надо бы послушать метеоролога, — сказал Гладков.

Саломаха вопросительно посмотрел на командира дивизии. Антошкин поморщился.

— Ну, слушайте, слушайте, чего вы уставились на меня? — раздраженно распорядился Антошкин.

— Начальник метеобюро, доложите погоду, — приказал Саломаха.

Метеоролог ловко развернул карту с метеообстановкой и начал:

— Погода в нашем районе обусловлена областью высокого давления, центр которого…

— Короче, — перебил метеоролога Антошкин.

— В районе Панфилово, Клетская, Вешенская безоблачно. Очень высокая влажность, с рассветом по всему району ожидается внутримассовый радиационный туман, который может не рассеяться в течение всего дня, — закончил метеоролог и щелкнул каблуками.

— А на какие аэродромы мы посадим наши самолеты после выполнения боевой задачи? — спросил Гладков.

Саломаха развел руками. Наступило молчание.

Антошкин взял телефонную трубку, позвонил в дивизию и приказал соединить его с командующим воздушной армией С. А. Красовским.

— Товарищ командующий, метеорологи докладывают, что с рассветом все аэродромы в нашем районе закроет туман, так что некуда будет принимать возвращающиеся с задания самолеты.

Затем что-то говорил Антошкину Красовский.

— Есть, есть, слушаюсь. Доложу, — закончил Антошкин, бросил трубку и, обращаясь к Саломахе, сказал: — Командующий приказал выполнять задачу.

— Гладков, какие экипажи вы выделяете? — спросил Саломаха.

— Сам полечу, и Муратов, — мрачно ответил Гладков.