Окно в Полночь - Дарья Гущина

— На примере объясни, а не «формальными терминами».

— Ладно… — он помолчал, посмотрел на мою взъерошенную макушку и улыбнулся: — Ладно. Одуванчик.

— В смысле?

— Одуванчик, — с довольной улыбкой повторил Сайел и пояснил: — Когда он отцветает — подуй, и во все стороны разлетятся «параюштики»-семена. Будущие одуванчики. Эрения — это одуванчик. Во время сильных «ветров» — когда раз в эпоху меняются сторонами Полдень и Полночь — с неё «сдуваются» мириады «парашютов» — «семян» будущих миров. Которые «вырастают» её подобием. Повторением. С полуднем и полуночью, с похожими существами-обитателями. Эрения находится в центре потоков силы, остальные миры — на периферии. Поэтому полноценного сходства в развитии нет и не будет. И у тебя, в отличие от твоего «героя», нет магии ночи. Но внешность и дар писца — как у него. Ты — его «парашютик». Так понятно?

— Я православная… — промямлила в ответ, ибо… Вот ибо! Мне всю жизнь внушали другую концепцию мироздания: в семье — религиозную, в школе — астрофизическую, и сходу поверить в чьи-то древние легенды и миры-«одуванчики» я не могу.

— Можешь верить, во что хочешь, — устало кивнул Сайел. — И хорошо, если веришь хоть во что-то. Вера удерживает на плаву, когда ветер срывает крышу. Но. Эта вера не изменит происходящее. А происходит следующее. Когда миры погибают, его жители просят о помощи. Писец слышит и помогает. Пишет книгу — и протаптывает тропу, ставит последнюю точку и открывает им дверь. Так позвал я, и твоя бабушка открыла мне дверь. И этот парень с Эрении позвал. И ты услышала.

Я молча смотрела мимо саламандра на пламя свечей, судорожно сжимая в ладонях кружку с остывшим чаем. Термоядерный взрыв был на подходе, крыша дымилась, но пока держалась. И я боязливо уточнила:

— Но бабушки нет… Ты, что ли, бабушку?..

— Нет, не я! — обиделся он. — Я вообще не знаю, что случилось, как случилось… Мы первое время неопасны. Много спим и набираемся сил, встраиваемся в информационный поток и учим язык, узнаем мир и ищем источники питания… Вот чем твоя птичка на батарее опасна?

— Выносом неподготовленного мозга… — я хмуро наблюдала за тенями.

Порожденные пламенем свеч, они сновали по стене кухни, подгоняемые сквозняками. Если представить, что свечи и пламя — Эрения и её обитатели, а тени огоньков… Неужели я всё-таки повторение этого, с косой?.. И без магии, и не парень вообще-то… но слепок с сущности, выросший в мире без чудес. И теперь в «одуванчиковый» бред почти верится…

— Но ты это пережила?

— С трудом, — и с трудом же я вернулась в русло разговора.

— Но ты это пережила. А вот встречу со своим изначальным вряд ли переживёшь, — Сайел глянул сочувственно, и я согласно кивнула, вспоминая суть испытаний.

Ему же, сволочи, тень нужна. И ни разу его мир не погибает. Он сам в этом мире морально погибает, потому что не хочет, гад, без силы оставаться. А я?.. А я тут причём? Сижу, никого не трогаю, починяю примус… Чёрт, птичку жалко… себя, то есть. Всю жизнь стучался и прорвался же… Наверняка тогда, когда моё сознание, переживая за родителей, начало усердно искать параллельную вселенную, чтобы спрятаться там от проблем реальности. Да, допряталась…

Я угрюмо посмотрела на часы. Уже почти четыре утра. А день был страшным, бесконечно долгим и очень тяжёлым. Пойду-ка я спать…

— Васюта, потерпи, — прочитал мои мысли саламандр. — Хотя бы до пяти-шести утра. Чем ближе к полудню — тем слабее его власть над тобой. Уснёшь — увидишься с ним — и опять поутру свою жизнь не узнаешь. Если он так откровенно начал вмешиваться, грубо меняя твою реальность…

— Хочет, чтобы свихнулась? — я мрачно улыбнулась. — Он близок к цели.

— Нет, он хочет, чтобы ты думала, что свихнулась, — Сайел придвинулся ближе, и от него повеяло спокойным, согревающим теплом. — Если уедешь крышей — ничего путного и связного не напишешь, а вот если почувствуешь, что едешь… Где ты будешь спасаться безумия?

И я поняла. В книгах. В новых историях о необычных мирах, где моя ненормальность «кристаллизуется» и выплеснется, успокоив подсознание. Да, уйти на обочину, отодвинуть в сторону собственную жизнь и пожить чужой, чтобы забыть о своей. Я всегда так делала, если понимала, что не в силах справиться с проблемами. Уходила с головой в работу над новой историей, надеясь, что всё решится само собой. И всё решалось. Раньше. Но эта проблема не рассосется. Скорее, набухнет, чтобы рвануть. Термоядерно. И этот, изначальный, знает все мои слабости и толкает в пропасть. Я не выдержала и снова хлюпнула носом.

— Васюта!.. — закатил глаза Сайел.

— Отвали! — огрызнулась в ответ. — Меня со всех сторон убить хотят, и мне паршиво!

— И ты позволишь? — хмыкнул он, придвигаясь ещё ближе.

Недопитый чай в кружке задымил и забулькал. И одуряюще запахло мятой и медом.

— Обойдутся! — я сердито нахохлилась. — Не на ту напали! Я… я что-нибудь придумаю!

Обязательно придумаю. У меня есть, ради кого бороться. Не дай бог, сломаюсь, и дар мигрирует… например, к Варюшке. Не дай бог…

Я лежала на кровати, завернувшись в одеяло, смотрела в потолок и пыталась собрать из деталей пазла картинку. Пыталось плохо. Я уснула в шесть утра, немного подремала, а сейчас время шло к полудню. Я чувствовала себя разбитой, больной и несчастной. Жила, работала, никому, кроме Алькиного Гены, не мешала, и на тебе — получите, распишитесь…

Сосед снизу завёл дрель и принялся усердно сверлить. Я сморщилась. Он и разбудил, зараза… А теперь уже не уснуть. Мозг включился и судорожно искал ответы на вопросы. Вернее, на пару извечных русских вопросов — кто виноват и что делать. И если я разберусь с этими вопросами, то соображу, как жить дальше. Наверное.

Я перевернулась на живот и обняла подушку. Так, Вася. Абстрагируемся от ситуации и жутких мыслей. Забываем о своей жизни и думаем… о чужой. Этот приём всегда помогал писать. И теперь должен помочь. Точно, можно подумать о своей жизни как о чужой. И представить, что я пишу книгу — о себе. Посмотреть на себя со стороны. Я зажмурилась, разгоняя левые мысли по углам и оставляя на видном месте только детали и факты.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Есть некий ненормальный писец, где-то там, в изначальном мире. Да, Сайел сказал, что это легенда. Но на пустом месте они не возникают. К тому же, исходя из собственной писательской логики, я не могу доказать, что Эрении не существует. Значит, она может существовать. Это первое.

Второе. Мы пересекаемся после полуночи. И история пишется либо в «обмороке» и ночью, либо днём — когда я пересказываю сны. А ассоциации и «провалы», вроде того, у светофора… Не знаю, откуда они. И, вероятно, парень пишет так же. Конечно, сложно представить, что он, сидя по уши в болоте, понял, что такое компьютер и электричество, но… Если я худо-бедно уловила суть его магии Времени, то почему бы ему не разбираться немного в «техномагии» моего мира? Опять, же доказательств обратного нет. Хлипкая концепция, но…