Океан для троих - Реджи Минт

не было, но скорость атак оставалась приличной. Фехтуя с деревьями, сложно оценить, насколько ты хороша в обороне, но все основные связки руки повторяли без ошибок, а дыхание сбилось только после пятой минуты тренировки на пределе возможностей.

Дороти перекинула саблю в левую руку и продолжила. С левой дела обстояли печальнее, и два раза лезвие било вовсе не туда, куда хотелось, и все же стоило признать — и без мистической силы Дороти кое-чего стоила. Да, теперь она не могла одним ударом откинуть пятерых нападающих, но уложить в могилу двоих в долгом, выматывающем поединке — вполне.

Натренировавшись до седьмого пота, Дороти остановилась. Уложила оружие в ножны, скинула с себя одежду и белье — являться обратно в дом фон Берга, благоухая как скотный двор, не стоило. Да и отказывать себе в удовольствии искупаться после недельного плавания было глупо.

Вода в озерце оказалась вопреки ожиданиям не холодной — видимо, впадающая в него узкая речушка брала начало в теплой глубине джунглей.

Дороти, млея от удовольствия, подставила плечи и шею под падающий сверху поток и наконец смыла с себя пот, а заодно и усталость. Вода была чуть зеленоватой и пахла какими-то горькими цветами.

— Я понял, кого мы будем ловить. Лоханку северных варваров из песни про двух братьев. Ту самую, из которой твой дружок-умник взял, что можно вытянуть их канатами кракена.

Дороти вздрогнула от неожиданности и обернулась. Грубый голос вырвал ее из сладостного ощущения полудремы, которое давала льющаяся сверху вода.

Судя по всему, Морено некоторое время наблюдал за ней: он уже успел скинуть с себя сапоги и теперь, сидя на краю каменной чаши озерца, ловил ладонью упавшие на воду белые лепестки. Черного Пса, казалось, ничуть не смущало, что он нарушает чужое уединение в такой личный момент. Напротив, он без тени сомнения с явным интересом разглядывал обнаженную Дороти. И делал это напоказ. Оценивающе.

— Сообразительность, достойная похвалы. — Дороти от такого пристального внимания почувствовала мгновенный укол смущения, но нарочито неспешно, чтобы этого не показать, отвернулась.

Спиной взгляд ощущался еще хуже — точно по лопаткам водили раскаленным прутом. Теперь захотелось, чтобы в вода в озере была бы прохладнее, а само озеро поглубже.

— Древнее корыто проще взять, чем галеон. Жаль, что это самый мелкий из всех призраков. Я бы не отказался выковырять Сердце Океана из какой-нибудь гнилой пироги… Меньше возни.

Вот теперь удалось не дернуться, когда голос раздался совсем близко, прямо за плечом. Только замереть напряженно, когда к спине прижалось чужое горячее тело, а сбоку дохнуло запахом крепкого вина и табака.

— Я не слышала про призрачные пироги, — ровно заметила Дороти, не делая попытки отклониться. — Так что придется обойтись северным “драконом”, он куда мельче галеона или бригантины.

— И на борту всего двое, — продолжил Морено, выждал мгновение и потеснил Дороти за падающий сверху поток, прижимая к скользкой от ила скальной стенке. — Про их ссору брешут всякое, кстати. Говорят, это из-за бабы…

Дороти вывернулась, развернулась, но только для того, чтобы оказаться лицом к лицу с Морено.

Миражи сновидений и явь сплетались в один клубок: томное, черное желание из снов, которое призраки с бригантины вытащили на поверхность со дна души, слилось с реальностью, что предлагала все здесь и сейчас. И противиться сил не нашлось. А желания отступать и подавно.

Морено стоял рядом, нагнув голову точно бык, а падающая сверху вода разбивалась о его широкие плечи, и брызги попадали в глаза, мешая видеть.

Снять одежду он не озаботился, только ольстры отстегнул, и теперь рубаха, сразу же промокнув, прилипла к телу, а выправившийся край алого пояса змеей извивался в воде. Дороти, повинуясь какому-то странному наитию, потянула за него, и тот лентой соскользнул на дно, освобождая полы рубашки, которые тут же распахнулись, разошлись, открывая татуировку.

Морено рук к Дороти не тянул, только смотрел и сглатывал тяжело, точно внутри него шла нешуточная борьба. Впрочем, какие там у Морено демоны, сейчас волновало меньше всего — свои внутри выли до того победно, что уши закладывало от биения крови.

Потому что можно было не спрашивать разрешения для того, чтобы дотронуться. Дороти обвела пальцами линии татуировки на груди — сначала слева, потом справа, облизала внезапно пересохшие губы…

Вот ведь, вокруг воды хоть отбавляй, а во рту точно пустыню насыпали.

Тяжелые намокшие волосы липли к рукам, мешая двигаться. Трогать. Она раздраженно откинула их назад.

Водопад мерно шумел, где-то в джунглях орала дурная птица, от Морено сильно пахло выпитым вином, он был горячим и дышал ровно, но тяжело. Ждал. Потом поймал за запястье руку, которая по второму кругу пошла обходить татуировки, глянул остро и сказал:

— Ниже.

Дороти не послушалась. Не потому, что не хотела. Хотела. Еще как. Но с Морено было важно до самого возможного предела удерживать вожжи под своим контролем, потому что казалось: чуть отпусти — и с такой глубины уже не выберешься. Не вынырнешь и захлебнешься.

Вместо этого она шагнула вперед, обняла Морено за шею, скользнула пальцами в волосы, нащупывая узел головной повязки, и рванула, стягивая ее совсем.

Всмотрелась в кривой рубец, который пересекал пустую глазницу, и обняла за шею, теперь уже сама прижимаясь к широкой груди. Такой горячей, словно там под кожей угли.

Морено чуть повернул голову в сторону, словно старался спрятать увечье, но потом зло тряхнул челкой, вжался лоб в лоб и упрямо повторил:

— Ниже, моя желанная командор. Или вырву тебе сердце…

— Так? — Дороти второй рукой оттянула в сторону намокшую, тяжелую ткань штанов и, уже не думая о последствиях, обхватила чужой, уже напряженный, ствол ладонью, провела вверх-вниз.

Судя по сорвавшемуся с губ Морено ругательству, сделала все верно, поэтому повторила движение. Чувствуя внутри непередаваемое наслаждение от того, что все это желание направлено только на нее. Пусть ненадолго. Пусть это в мужской природе, но она всей кожей ощущала чужое восхищение.

Наугад провернула кольцо из двух пальцев точно под навершием, а потом сама чуть не упала — потому что Морено, как и говорил, не любил быть должным. И платил всегда с лихвой, даже когда дело касалось не вопросов чести, а вовсе даже наоборот — того, о чем в приличном обществе говорят шепотом.

Дороти ощутила, как ее подхватили на руки, и в следующее мгновение она уже сидела у Морено на талии, обхватив его бедра ногами. Одна его рука крепко держала Дороти под бедро, зато вторая без малейшего смущения скользнула выше, обвела полукружие груди и сжала сосок между