Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг

О конфликтах между молодыми и старыми, опытными и неопытными, ревнителями традиций и новаторами можно прочесть в большинстве мемуаров, правда, зачастую лишь между строк или в паре фраз, брошенных мимоходом. Логинов однозначно принадлежал к молодым энтузиастам, которые чувствовали себя новыми «хозяевами в доме», явившимися на смену прежнему поколению. Занимаясь расчетом годовых контрольных цифр, он пришел к выводу, что темпы производства «неоправданно низки». На ближайшем открытом партийном собрании треста, где заместитель директора представлял свой проект, Логинов подверг его план резкой критике и потребовал увеличить производство не на 20, а на 30%. Впечатление от выступления Логинова на этом собрании передает инженер В.Д. Шевлягин (р. 1897), долгое время работавший под его началом: «Шаг за шагом, уверенно, с юным задором, обоснованно, с цифровыми выкладками и конкретными предложениями Л.И. подвергает беспощадной критике проект плана… Выступление Леонида Игнатьевича было взрывом бомбы, начиненной не только революционным самосознанием, но уже и наукой, дерзостью молодости, талантом — смотреть вдаль и зорко видеть абрисы будущего». Логинов с гордостью сообщает, что его критика способствовала значительному расширению производства. Вскоре его назначили одним из трех заместителей руководителя треста. Хотя подробно об обстоятельствах своего повышения он не распространяется, можно предположить, что в результате его беспощадной критики замдиректора, составивший прежний план, был уволен или понижен и уступил ему свое место. Очевидно, Логинов, молодой, пылкий и старательный инженер, сменил старого специалиста, привыкшего к старым меркам. Он рассказывает еще одну похожую историю. В начале 1933 г. его послали в Киев на завод «Точприбор» снять директора завода Калиновского, проявлявшего «пассивное отношение» к тому, что предприятие выполняло план по производству запчастей для сельскохозяйственной техники лишь на 40%. Логинов пишет, что отстранил директора от должности, запретив тому даже появляться на заводе, и на четыре месяца взял бразды правления в собственные руки, пока завод не выполнил свои обязательства и не нашелся новый директор. О дальнейшей судьбе прежнего он и в этом случае ни словом не упоминает. Сам Логинов стремительно пошел вверх в своем тресте. Он стал одним из основателей и ответственным редактором газеты треста, а также «Энциклопедии технических измерений», разрабатывал цифры для второго пятилетнего плана, отвечал за развитие точного приборостроения для авиации.

Такое же поведение и такую же самооценку демонстрирует Гайлит, который начал свою карьеру в качестве начальника электролизного цеха алюминиевого комбината в Волхове. Его профессиональный опыт на тот момент исчерпывался полугодом работы помощником главного инженера на строительстве алюминиевого завода и пятью месяцами изучения алюминиевых заводов во Франции. Как и Логинов, он ощущал себя представителем нового поколения, призванным руководить народным хозяйством. В январе 1933 г. он заменил руководителя плохо работавшей глиноземной фабрики. Когда был снят технический директор, он взял на себя и его обязанности. Таким образом, Гайлит вытеснил с комбината двух человек, но сообщать о них какие-либо подробности не считает нужным. Подобно Логинову, он не говорит о судьбе этих людей, а увольнения рассматривает как чисто административную процедуру, обусловленную производственно-техническими требованиями.

Поздняк гораздо более пространно рассказывает о том, как раздражали его представители старшего поколения, иной культуры, иного отношения к труду. Когда он в 1932 г. пришел работать в проектный отдел Гипроцветмета, то столкнулся с совершенно чуждым и непонятным ему миром старых инженеров, где царила атмосфера чопорности, показного лоска и помпы. С точки зрения Поздняка, его коллегам недоставало проворства и деловитости. Они предпочитали вести неспешные и высокомерные беседы. Рабочий день начинался с получасовых взаимных приветствий, расшаркиваний перед канцелярскими барышнями, обмена новостями и насмешками над молодыми специалистами пролетарского происхождения. Поздняк чувствовал, что его сторонятся и презирают. Он отличался от этих господ не только происхождением и системой приоритетов, но и одеждой. Костюмы и крахмальные воротнички, в которых они являлись на работу, резали ему глаз и казались неуместным напоминанием о различии между старой и новой интеллигенцией. Поздняк работал с такой скоростью и с таким рвением, что скоро стал председателем профбюро своего сектора и в этом качестве вошел в руководящий треугольник отдела, то есть взял на себя функции, к исполнению которых его нейтральные, мало интересующиеся партийными и профсоюзными делами сослуживцы не слишком стремились. Но в результате он оказался выше многих старших коллег по положению, контролировал их рабочие графики, созывал собрания, проводил со старыми инженерами политинформации. Его антипатия к ним смешивалась со стремлением добиться их признания. В отличие от Логинова, он подчеркивает, что вел себя с коллегами тактично и те скоро начали его уважать за «скрупулезную объективность». Он также купил себе с первой получки костюм и надевал его на работу, чтобы не выделяться среди окружающих. Тем не менее на протяжении почти двух лет работы в этом проектном отделе Поздняк оставался аутсайдером. С одной стороны, он занимал должности, нисколько не соблазнявшие старых инженеров, с другой стороны, именно на него коллеги всегда сваливали неприятные поручения. Поздняк показывает здесь и свое двойственное отношение к советской действительности. Он чувствовал себя революционером и сознавал свою правоту, но хотел ладить с коллегами; их шикарный внешний облик привлекал его. В то время как Логинов и Гайлит одержали победу над старым поколением, Поздняк предпочел приспособиться к нему и заслужить его расположение. Он размышлял над происходившим в то время, но от окончательных выводов воздержался, оставив нарисованную им картину неоднозначной.

Примерно так же ведет себя Лаврененко, который в своих мемуарах не дает прямого ответа на вопрос, верил он во «вредительство» или нет. Он пережил внутренний конфликт, когда всемирно известный инженер-теплотехник и приговоренный к смертной казни государственный преступник Л.К. Рамзин в сопровождении офицера НКВД приехал в качестве эксперта на строительство теплоэлектростанции в Березниках, испытывавшее большие трудности. Известие о его прибытии вызвало всеобщее смятение:

«— Это тот Рамзин, который, судя по процессу, после свержения Советской власти, о чем говорил прокурор, претендовал на пост премьера? — спрашивал мой друг Топольский.

— Да, это действительно он.

— Но ведь его приговорили к высшей мере…

— Расстрелять Рамзина, крупнейшего ученого страны, человека с мировым именем, создателя прямоточного котла — изобретения, признанного всем миром, было бы непростительной ошибкой. До сих пор не ясно, как человек, столь преданный науке, мог совмещать призвание к науке с интригой в крупной политике и даже стремиться к антинародному посту, исключающему возможность проводить научную работу?» Инженеры, верившие советской власти, но мыслившие все-таки старыми критериями, терялись в догадках. Все работники строительства собрались на вокзале, чтобы увидеть легендарного Рамзина, «вредителя» и ученого с мировым именем. На Лаврененко этот человек произвел огромное впечатление: он держался спокойно и уверенно, проанализировал положение дел, как будто никогда ничем другим и не занимался, чрезвычайно ясно изложил свои выводы и перечислил необходимые меры. Лаврененко был так очарован и в то же время растерян, что попытался заговорить с Рамзиным, но тот не отреагировал, и его тут же загородил собой сотрудник НКВД. «У меня родилась мысль: мог ли такой ученый уйти от техники в сомнительную политику и так активно действовать против народа?.. Нет, тут что-то не так… Не перегнул ли Крыленко в обвинении?» Лаврененко оставляет вопрос без ответа.