Целого мира мало - Катерина Полянская

Сперва в нем читалась настороженность, потом — нечто похожее на неприязнь, и только после того как добрую минуту неотрывно пялилась на Лизкину руку, хозяйка дома вроде бы оттаяла.

— Ты откуда здесь такая?

Что на это ответишь? Лизанда пожала плечами, борясь с желанием расплести косу и прикрыться волосами (поздно!), и честно ответила:

— Прямиком из купальни.

Северная ундина опешила.

— Чьей?

— Своей, конечно! Плавала себе, никого не трогала, а оно как взяло, как забулькало, да как выкинуло меня посреди леса! Битый час там валялась, все ждала, пока хвост исчезнет.

Тогда же она и решила говорить правду, если вдруг встретит кого. Врать Лизка никогда не любила, да и если поймают, по головке не погладят. А скрывать ей в общем-то и нечего!

— Хвост? — Светловолосая ундина продолжала взирать на гостью с видом «Развейся, глюк!». — Так ты не человек?

Не особенно приятно разговаривать, когда стоишь перед собеседником в чем мать родила, но о гостеприимстве здесь, видимо, давненько не слыхивали.

— Наполовину. На другую — ундина, как вы.

Женщина поверила сразу, даже состраданием прониклась и о хороших манерах вспомнила.

— Бедняжка, ты, наверное, окоченела вся? Что же ты тут стоишь! Проходи в дом, к печке садись, а я тебе что-нибудь из одежды подберу. Есть хочешь?

— Не откажусь. — Царевна с радостью приняла приглашение.

— А ты что замер? Бери корзину и живо на кухню!

Все трое скрылись в доме.

Гостье выдали простое домотканое платье, завернули в лоскутное одеяло, сунули в руки кружку горячего чаю и усадили на широкую лавку. Очень скоро зубы перестали выбивать дробь, даже ноги согрелись. Царевна настороженно огляделась по сторонам.

Но внутреннее убранство дома мало чем отличалось от привычного и интереса не вызывало.

— Как мы, говоришь? — зачем-то переспросила хозяйка.

И вновь Лизка не стала врать:

— Моя мама в Южном море живет, а отец — в Заресье.

То, что они не просто живут на обозначенной территории, но и правят ею, информация пока лишняя, и озвучивать ее совершенно не обязательно. Вот Лизка и не стала.

— А кольцо наше у тебя откуда? — продолжался допрос.

Пришлось и об этом рассказать:

— В океане нашла, когда плавала.

Снежный камень загадочно мерцал, словно бы подтверждая истинность слов носительницы.

— Нашла, говоришь? — растягивая гласные, переспросила светловолосая ундина. — Сними немедленно! Носить это кольцо имеют право только представители нашего народа, их супруги и дети.

Лизка медлила — расставаться с красивой находкой по указке незнакомой тетки не хотелось.

Но та была непреклонна.

— Снимай, кому говорю! Оно может быть опасно для тебя. Наверняка это из-за кольца ты к нам попала.

Опасно? С ее-то везучестью?! Вот уж вряд ли.

— А вот и не может! — радостно объявила Лизанда и, отставив кружку, спрятала руку за спину. Вдруг силой отбирать вздумает?

Но собеседница только смотрела недоверчиво.

— Это еще почему?!

— Я — жена, — гордо расправила плечи царская дочка.

— Чья?

Связи с Крейром сохранить в тайне не удалось.

— Последнего потомка той ундины, что за правителя темных замуж вышла.

Этот момент требовал куда более подробных пояснений, так что пришлось Лизке углубиться в предания темного семейства. Что из них было правдой, а что со временем молва добавила — даже Крейр не знал, куда уж ей! Но хозяйка слушала с вниманием, не перебивала, только глаза ее все больше делались похожими на блюдца.

— Ох, ничего себе! — наконец подвела эмоциональный итог сказанному северная ундина.

— А я про что? — вздохнула гостья, залпом допивая успевший остыть чай.

От сердца немного отлегло. По крайней мере, стало понятно, что никто коварных планов по похищению ее венценосной особы не строил, это кольцо отчего-то решило показать владелице неизведанные глубины. Лизке, признаться, и самой было любопытно побывать на «втором» дне Ледяного океана, но способ воплощения желаемого, мягко говоря, пугал.

Вот сейчас удовлетворит любопытство — и домой…

— Теперь ты рассказывай, — вцепилась царевна в светловолосую. — Почему вы заперлись? Что у вас с марианским царем? И звать-то тебя как?

— Налгеса, можно просто Налли.

И потек плавный рассказ, словно звенящий ручеек с холма.

Если верить новой знакомой, Андид, имя которой Лиза прочла на дне подземного озера, и была той самой правительницей северных ундин, что замуж за темного вышла. А сестры позавидовали ее счастью и стали строить козни. Все хотели запереть счастливицу на поверхности, а власть над дном между собой поделить.

Таких дел наворотили!

Терпение Андид закончилось, когда они попытались сына ее похитить. Правительница разозлилась страшно и сковала океан льдом.

— И где тот лед? — насупилась Лизавета. Опять ее байками потчуют!

Налли молча взяла ее за руку и потащила за печь.

— Вот, смотри. — Тонкая рука резко отдернула занавеску, зачем-то скрывающую темный угол…

Пришлось зажать рот ладонями, чтобы не закричать.

Прозрачный, точно стеклянный, мужчина сжимал в широкой ладони руку девочки лет пяти. Зрелище до того жуткое, что Лизка всенепременно осела бы на пол, если бы ее Налли не поддерживала.

— Это мой муж, — глухо проговорила женщина, — а это дочка. Считанных ундин проклятие обошло, да и то лишь затем, чтобы мы своими жизненными силами барьер, отделяющий нас от поверхности, питали.

Оцепеневшую Лизку едва ли не силой пришлось усаживать обратно на лавку. Потом был горячий ужин, но царевна не то что вкуса не почувствовала, но даже не разобрала, что в миске лежит.

— Постелю тебе на печи, а то простудишься еще, — решила хозяйка, убирая со стола грязную посуду.

Но оставаться в жутком царстве северных ундин Лизанда вовсе не планировала.

— Я домой хочу, — прошептала тихонько. Стоило подумать о муже, который там, наверное, с ума от волнения сходит, как глаза наполнились обжигающими слезами. — Где тут у вас дорожка?

В море у Алиссы и в болоте у тетушки Лиза привыкла, что всегда есть заговоренная тропинка — безотказный путь на поверхность. Но, судя по враз закаменевшему лицу Налгесы, здесь было все иначе.

— В былые времена прямо у моего дома начиналась, только ее уже несколько столетий не видно. Застряла ты у нас, девочка…

Слова прозвучали дико. Ни верить, ни даже слышать не хотелось.