Ласковый ветер Босфора - Ольга Покровская

– Озтюрка-бея, – протянул надменный красавец, выпевая английские слова с бархатным средиземноморским акцентом. Снова окинул Катю взглядом, в котором сквозило лишь какое-то холодное, брезгливое любопытство, и внезапно доверительно сообщил: – Не думаю, что вам стоит его искать. В ближайшие несколько часов Эртан-бей будет очень, очень занят.

Должно быть, лицо у Кати вытянулось, потому что незнакомец вдруг расхохотался, резко, отрывисто, продемонстрировав два ряда идеальных, снежно-белых зубов. Затем развернулся и, горделиво откинув голову, зашагал к выходу.

И в ту же секунду у Кати в голове наконец щелкнуло, пазл сложился, все недостающие детали встали на места, и Катя ужаснулась открывшейся ей картине происходящего. Теперь она вспомнила, где видела этого человека. Эту хищную, холодную ухмылку, эти кошачьи глаза, такие притягательные и злые одновременно, этот мраморно-прекрасный торс, прикрытый разорванной батистовой рубахой, эти выгоревшие на солнце, струившиеся золотистыми прядями волосы, выбивавшиеся из-под красной банданы.

Это был исполнитель одной из главных ролей в сериале «Отчаянные», сыгравший прославившегося своей жестокостью средиземноморского пирата греческий актер Андреас Адамиди.

На море был шторм. Черная, казавшаяся в темноте густой и вязкой вода вздымалась волнами и с ревом обрушивалась на берег, злобно шипя, оседала пеной на камнях. Катя, находясь в какой-то прострации, спотыкаясь и с трудом удерживая равновесие, прошла всю полосу пляжа, и море, будто бы рассердившись на нее, разошлось еще пуще, ударило сильнее, так, что накатившая волна захлестнула Кате ноги до самых колен, осыпала холодными колкими брызгами лицо и волосы. В туфлях сразу захлюпало, длинный подол вечернего платья облепил икры, но от этого ледяного «душа» Кате парадоксально стало легче. Словно хлесткая пощечина от Черного моря слегка отрезвила ее, вернула к реальности. Катя, передернув плечами, прошипела хохочущей у ног черной бездне: «Не дождешься!» – и отошла от воды на несколько шагов.

Ветер налетал порывами, завывал в зубчатых башнях старинной крепости, располагавшейся по левую руку. Каменные стены ее, грубые могучие строения хищно щерились в ночное небо. И Кате почему-то представилось, как дрожат сейчас спрятавшиеся там, под древними карнизами, летучие мыши. Стать бы и ей одной из них, метаться быстрой тенью под замковыми сводами, пугая случайно забредших туда поздних туристов. Все было бы лучше, чем бродить ветреной штормовой ночью по Стамбулу, не разбирая дороги, не представляя, куда тебя занесла нелегкая.

Она и правда не помнила, как оказалась здесь, в районе крепости Румели, неподалеку от моста Султана Мехмеда Фатиха. Когда стало ясно, с кем сбежал из театра Эртан, она поняла, что не сможет сейчас снова оказаться в восторженной толпе, под прицелами камер, просто не выдержит, заорет дурным голосом, ударит кого-нибудь, заплачет. Нужно было последовать примеру Эртана и просто удрать – быстрее, пока никто не заметил ее исчезновения, не побрел за кулисы в надежде ее найти. И пускай все на нее ополчатся за то, что исчезла вот так, не почтила зрителей, не поздравила коллег. Хуже будет, если она останется, а в итоге сорвется и поведает кому-нибудь, что ее возлюбленный только что сбежал от нее со своим любовником.

Как глупо, господи! И как больно! Ведь она знала, на что шла, Эртан ей честно во всем признался. Как же не предвидела такой ситуации? Как не предсказала, до чего это будет оскорбительно и невыносимо.

Катя быстро прошла по пустынному коридору, заглянула в комнату, выделенную ей под кабинет. На столе, словно в насмешку, стояла огромная корзина цветов, ее любимых пионов, и оттого воздух в кабинете весь напитан был приторно-сладким ароматом. Катя машинально коснулась цветов, тянувших к ней свои пышные головки, и оцарапала палец об угол приложенной карточки. «Как всегда, великолепно! – было выведено на ней от руки, поверх фабричного золоченого текста. – Катюша, преклоняюсь перед талантом. Люблю! Павел». Ну, конечно. Он ведь всегда присылал ей цветы в день премьеры. Она просто успела об этом забыть за последние три года. А он, оказывается, помнил, расстарался, пионы отыскал. Видимо, очень не хотел стать бывшим мужем.

А вот от Эртана не было ничего. Ни букета, ни какого-либо еще знака внимания. Разве он не должен был бы поздравить будущую невесту с успешной премьерой? Ведь именно так поступил бы любящий мужчина…

Катя сухо, холодно рассмеялась и вдруг испугалась самой себя. Да что с ней такое, что за сумасшествие? Стоит одна в пустом кабинете и хохочет непонятно над чем. Хуже того, в собственном смехе ей послышался отголосок смеха Андреаса. Вот так же издевательски он хохотал над ней самой несколько минут назад.

Нет, нужно было бежать, поскорее скрыться отсюда, пока она окончательно не сошла с ума. Катя схватила сумку, накинула на плечи плащ и поспешно вышла из комнаты. Она выскользнула из концертного зала в ту же дверь, за которой, холодно и резко смеясь, скрылся Андреас. Ни его, ни Эртана снаружи, конечно, уже не было. Сели в такси? Может быть, этот побег был у них спланирован заранее? И теперь они несутся в быстром автомобиле по ночному Стамбулу, обнимаются, держатся за руки и смеются, до слез хохочут над тем, как ловко всех провели. И ощущение азарта захлестывает их, пузырьками шампанского вскипает в крови, и радость от встречи кружит голову… Ей ведь хорошо известно, каково это. Она и сама чувствовала то же, когда катила по Стамбулу на лихом «Харлее», прижимаясь к Эртановой спине.

«Прекрати! Прекрати это!» – приказала она самой себе. Но проклятые мысли отказывались подчиняться приказу…

Сколько же улиц сменилось у нее перед глазами, прежде чем она оказалась в этом районе, среди рыбацких поселений, у стен старинной крепости? Сколько раз она сворачивала куда-то, садилась в такси, выходила, шла, не разбирая дороги, отрешенно смотрела на разноцветные городские огни, рекламы, витрины?

Один раз Катя увидела сквозь большое, до земли, окно свадьбу в каком-то из ресторанов. Кажется, гуляла компания из России. Невеста была чудо как хороша. Юная, стройная, свежая, как цветок лилии, в легком белоснежном платье и покачивающемся на светлых волосах венке. И Катя, глядя на нее, почувствовала, как в горле образуется горький комок. Это вот такой она себя возомнила? Юной счастливой новобрачной? Боже, какая жалкая, постыдная чушь.

После того, как море окатило ее холодной волной и слегка привело в чувство, Катя отошла от кромки воды, присела на какой-то каменный выступ, обхватила себя руками за плечи, в тщетной попытке согреться. Перед глазами, сколько ни старайся забыться, вставали непрошеные картины. Представлялось, как Эртан – ее Эртан… Или не ее? Или она просто решила считать его своим?.. Как Эртан смотрит на этого сказочно красивого парня влюбленными глазами, так, как никогда не посмотрит на нее. Как у него от нахлынувших чувств хрипит и ломается голос. Как он протягивает руку и проводит подрагивающими пальцами по его виску, скользит вниз по острой скуле к щеке, к губам. И Андреас, усмехаясь бесстыдно и счастливо, прихватывает губами кончики его пальцев.

«Прекрати!» – снова приказала себе Катя и не в силах больше выносить эту муку, размахнувшись, хлестнула сама себя по щеке.