Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

искусства. Здесь четыре фунта силы и смерти. Я называю этот пистолет дрючок Богини, потому что, если бы Бог существовал на самом деле, то он был бы женщиной, а эта штука была бы ее членом. Это S&W500 Магнум. Вы знаете, почему в его магазине только пять пуль? Наверняка не знаете, а потому я вам скажу: в нем только пять пуль, потому что шестая не нужна. Я могла бы построить вас троих и пробить вам головы, как арбузы, скинутые с крыши дома, одним выстрелом, нажав на этот прекрасный, блестящий спусковой крючок.

– Значит… ты собираешься уложить нас именно из этого пистолета, если мы назовем тебя как-то иначе? – спросил Брайан.

Ла Рейна улыбнулась.

– А ты не так глуп, как кажешься.

Ла Рейна согнула руку в локте и поднесла массивное оружие к лицу. Осмотрела ствол, высунула язык и сладострастно его лизнула. Этот жест почему-то не казался здесь неуместным.

– Ну, хватит этого, – сказала она, возвращая пистолет под барную стойку. – Хуанка наверняка горит желанием встретиться с Доном Васкесом и устроить шоу на дороге. Ступайте за мной, джентльмены.

Мы тронулись с места, и в этот момент крики из предыдущего помещения многократно усилились.

– Черт, – сказала Ла Рейна и развернулась.

Она поспешила к двери, в которую мы вошли, и открыла ее. Безумный крик по другую сторону двери исходил от людей, стоявших вокруг ямы. Мы приблизились. Ла Рейна растолкала людей и протиснулась к яме. Центром действия оказался невысокий человек в джинсах и синей футболке, он размахивал телом коричневого петуха.

– Что тут у вас за херня? – прокричала Ла Рейна.

– Птица. Она шрама… шрама нет! – ответил человек с петухом.

– Нет шрама?

Вперед вышла женщина. У нее были темные глаза, кудряшки волос обрамляли ее лицо.

– Он говорит, что у птицы нет ран, понимаете? Этот петух никогда не участвовал в боях. А человек сказал, что это петух-чемпион, а у петуха первый бой.

Ее английский был куда как лучше, чем английский мужчины.

– Так, – сказала Ла Рейна. – Кто-то, значит, захотел быть умнее других и к своей выгоде. – Она схватила мертвого петуха, подняла его. – Кто хозяин этой птицы?

К Ла Рейне вытолкнули кого-то из толпы. Этого человека трясло. Его белая рубашка с воротником на пуговицах была пропитана потом.

– ¿Es tuyo? – спросила она. Человек кивнул. Ла Рейна повернулась к возмущенному человеку в синей футболке.

– Ты должен закрыть этот вопрос. Немедленно, – сказала Ла Рейна.

Женщина в кудряшках перевела. Синяя футболка ухмыльнулся и вытащил из кармана нож с выкидным лезвием. Лезвие выскочило с голодным щелчком, его кончик рассек воздух.

– Что ж, за отсутствие честности приходится платить, – сказала Ла Рейна. Она огляделась, увидела невысокого человека с бородой, делавшей его похожим на троглодита. – Принеси ему немного пластика.

Невысокий вышел. Ла Рейна подошла к тому, кто пытался победить обманом, и ухватила его за шею. Она развернула его, заставила посмотреть на всех. Человек прижимал руки к груди, словно защищаясь от холодной погоды.

– ¿Ven ustedes a este cabrо́n?[236] – громко спросила Ла Рейна. По-испански она говорила с акцентом. – В доме Дона Васкеса иногда ты выигрываешь, иногда проигрываешь. Но никогда не жульничаешь.

Толпа вела себя относительно тихо, но несколько человек, услышав слова Ла Рейны, криками высказали свое согласие.

Ла Рейна подняла левую руку и дала знак человеку с ножом подойти поближе. Тот подошел, лезвие в его руке сверкало отраженным светом висячих ламп. Человек, которого держала Ла Рейна, начал бормотать извинения и оглядываться, возможно, в поисках какого-нибудь союзника, кого угодно, готового сказать слово в его защиту. Он увидел только потные лица, смотрящие на него глазами, за которыми двигалась темнота.

Человек, ушедший за пластиком, вернулся с белым брезентом вроде того, которым маляры покрывают мебель на время работы. Он встряхнул материал, позволил ему легко упасть на пол.

– Clávale el cuchillo[237], – сказала Ла Рейна. Появились два человека и ухватили жулика за руки. Человек в синей футболке поднял руку и нанес тому удар в живот, отчего жулик взвыл. Ла Рейна отпустила его шею, отпустили его и двое державших его за руки, после чего тот упал на пластик.

Двое накрутили пластик ему на ноги и потащили в заднюю часть двора.

Часть толпы рассеялась, вернулась к своим играм и выпивке. Те, кто остался, смеялись и кричали.

– Se lo chingо́ por tramposo[238], – сказала женщина в черной футболке и джинсах в обтяжку.

Ла Рейна посмотрела на человека. Тот все еще держал нож в руке. Мошенник, которого тащили к двери у стойки бара, а затем на улицу, визжал, как поросенок.

Ла Рейна посмотрела на пол.

– Не советовала бы им разводить тут грязищу. А если разведут, то советую им убрать после себя.

– Ну, видите? – сказал Хуанка. – Я вас предупреждал, что обстановка здесь иногда накаляется. – Он улыбнулся.

– Прошу прощения, джентльмены, – сказала Ла Рейна. Человек, который принес пластик, появился рядом с ней.

– Все в порядке, босс, – сказал он.

– Куда вы его оттащили?

– В проулок в конце.

– Хорошо. Вы там закончили работу?

Человек вместо ответа посмотрел на свои туфли.

– Да не пудри мне мозги, – сказала Ла Рейна и скользящим ходом двинулась назад тем маршрутом, которым мы сюда пришли. Она открыла дверь в конце помещения и посмотрела на нас. Хуанка поспешил к ней.

– Я только проверю по-быстрому. Не хочу никаких хлопот завтра утром с этим несчастным ублюдком…

Она повернула направо, дошла до самой калитки, открыла ее, потом свернула чуть налево в проулок между двух домов. Проулок был виден до конца с того места, где мы стояли. Человек лежал калачиком на пластике, он стонал и держался за живот.

– Видите? Этот хрен моржовый еще несколько часов может умирать. Он может попытаться встать и добрести до дома с внутренним кровотечением. Не лучший способ умереть. Мошенничать на боях плохо, но не настолько же, чтобы так мучиться. – Она посмотрела на Хуанку. – Нож у тебя есть?

Хуанка сунул руку в задний карман, вытащил оттуда маленький карманный нож с деревянной ручкой и передал Ла Рейне. Она со щелчком открыла лезвие, подошла к человеку, подняла его голову за волосы, и перерезала ему горло. Кровь хлынула на пластик. Ла Рейна отпустила голову. Человек булькнул несколько раз, потом задергал ногами. А потом замер. Ла Рейна нагнулась над ним, отерла лезвие о его джинсы, потом захлопнула нож и вернула его Хуанке.

– Так лучше, – сказала она, посмотрев Хуанке в глаза. – Теперь он не страдает.

Не сказав больше ни слова,