Истинная для Ворона - Мирослава Адьяр

Ши уже готова: горит изнутри, сжимается до сладкой судороги, когда я проникаю внутрь двумя пальцами. Хочу подготовить ее, заласкать до изнеможения, не выпускать из постели сутками, но сейчас мы слишком истосковались по банальной близости, чтобы думать о долгих прелюдиях.

Девчонка отбрасывает мою руку и приподнимается выше, устраивается удобнее и опускается вниз резко, без нежностей — будто хочет забыться, раствориться в подступающей волне искрящегося жара. Горячее тело обволакивает меня, кровь вскипает в венах, несется испепеляющим потоком и бьет в голову раскаленной кувалдой.

Первый толчок выжимает из Ши сдавленный крик.

Она прикусывает костяшку указательного пальца и смотрит на меня из-под полуопущенных век, прячет горящий взгляд за веером ресниц. Стискиваю ладонями ее ягодицы и погружаюсь до упора, подкидываю бедра, а через секунду поднимаю девчонку, чтобы ворваться в гостеприимное тело снова.

Еще раз, до крика, до невыносимой сладости.

Горячая, отзывчивая.

Моя девочка.

Она запрокидывает голову, откидывается назад, в колыбель моих рук, позволяя брать себя так, как мне хочется, и я не отказываю себе в удовольствии. Испарина блестит на ее шее, грудь покачивается в такт каждому резкому толчку, а водопад раскаленной меди почти касается пола.

Срываюсь с цепи обезумевшим зверем, вколачиваюсь в нее, тяну на себя за стройные крепкие бедра, ловлю каждый протяжный стон и вскрик, прижимаю теснее и обхватываю губами горошину соска. Стоит только прикусить нежную плоть, как Ши изгибается ивовой ветвью и протяжно стонет, оставляет на моих плечах и руках глубокие царапины; а через мгновение я догоняю ее, судорожно толкаюсь в жаркое тело, наполняю до предела и давлюсь хрипом.

Тишину комнаты нарушает только наше рваное дыхание — одно на двоих — и тихое невнятное бормотание Ши, когда она поднимается и упирается влажным лбом в мой лоб. Последние отголоски удовольствия пробегают по ее телу лихорадочной дрожью, а руки смело оглаживают мои плечи и грудь, будто Ши хочет запомнить каждый изгиб и впадинку.

Втягиваю носом безупречный аромат моей девочки и понимаю, что готов к новому заходу. Ши слабо ерзает, будто устраивается удобнее, и сжимает меня с такой силой, что я прикусываю пульсирующую жилку на ее шее.

О да, она готова! И такая же жадная до ласки, как и я.

Мы сталкиваемся взглядами и замираем на несколько секунд. Мне даже кажется, что Ши сейчас покраснеет и попросит отпустить, но она подается вперед и доверчиво кладет голову мне на плечо.

— Сегодня я сплю здесь, — бормочет тихонько, — не спорь.

Я и не собирался, детка.

Герант дает мне всего один совет: на кулганцев не пялиться. Не любят они этого человеческого «обычая» — рассматривать диковинку во все глаза, а иногда вообще принимают такое отношение за худшее из оскорблений. Но будь я проклята, если могу отвести взгляд от странных существ, похожих на грибы.

Все на этой планете кажется мне диковинным и достойным пристального внимания. Весь город кулганцев, весь их мир — колоссальная библиотека, в стенах которой они двигаются на гравитационных платформах. Перелетают от одного стеллажа к другому, теряются в бесконечных комнатах, где потолки прячутся в густом мраке, а воздух так одуряюще пахнет настоящей бумагой, хвоей и терпкой облепихой.

Книжные полки из темного, почти черного, дерева кажутся бесконечными. Залы, освещенные сциловыми лампами, похожи на лабиринты из узких и широких переходов, балконов, приставных лесенок, платформ и каменных лестниц, которые выглядят древнее самой библиотеки.

Массивный кулганец, облаченный в тусклый бордовый балахон, невозмутимо управляет транспортной платформой.

Я стараюсь держаться подальше от края, придвигаюсь к Геранту и невольно касаюсь рукояти клинка.

Оружие оставляют при нас, что вызывает волну новых вопросов, но я стискиваю зубы и держу язык при себе.

Не ввязывайся в конфликт. Не спрашивай. Хороший воин должен узнать все, что нужно, наблюдая. Лишняя болтовня только лишает тебя концентрации.

Давлю нервный смешок и пытаюсь держаться за спиной двоедушника. Не хватает еще, чтобы из-за моего любопытства и невежества нас выпроводили с планеты к такой-то матери. И хмурый взгляд Фэда, который он то и дело бросает на меня, не предвещает ничего хорошего.

Облажаюсь, и магистр сожрет меня живьем.

Платформа останавливается у небольшого балкона. Массивная дверь со вставками из разноцветного стекла ведет вглубь кабинета, и даже отсюда я чувствую густой пыльный дух и пряный запах старой кожи.

— Проходите, — гудит кулганец, и по его тону невозможно понять, взволнован он, злится или думает о том, как отправится на обед через пять минут. Что ни говори, а из этих грибов вышли бы хорошие шпионы. Кто вообще что-то сможет понять по их мимике или голосу?

Фэд идет первым. Голова высоко поднята, в каждом движении — звериная грация и уверенность в собственной силе, будто сами кулганцы — его гости. Черный строгий костюм немного прибился пылью, но никто не посмеет возразить, что таким — уставшим и разозленным — Фэд выглядит еще опаснее. Флоренс, его маленькая тень, идет за магистром шаг в шаг. Бардо с Герантом держатся немного в стороне, и я вижу, как капитан нервно оглаживает клинок и что-то втолковывает двоедушнику.

Я же вхожу в кабинет последней и стараюсь запомнить все, на что натолкнется взгляд.

Помещение точно используют для встреч с чужаками.

Здесь есть стол и кресла, которые кулганцам без надобности. Вдоль стен протянулись такие же книжные полки, как и снаружи. То же самое темное дерево, запах древних переплетов. Из некоторых томиков торчат разноцветные закладки. Так странно видеть, что кто-то все еще работает с настоящей бумагой. Вообще невероятно видеть такое количество настоящих книг в одном месте. Человечество давно перешло на инфопланшеты и стеклопластовые пластины, которые почти невозможно уничтожить, в то время как кулганцы бережно хранят настоящее сокровище.

— Присаживайтесь, — голос встретившего нас кулганца выше, чем у провожатого. Он весь выглядит иначе. Балахон из ярко-желтой ткани, испещренной непонятными символами и нашивками, а грибную «шляпку» украшают замысловатые рисунки-татуировки.

Женщина?

Предложением присесть никто не пользуется, а Фэд мягко подталкивает Флоренс к центру комнаты. Девушка на секунду теряется, но магистр что-то тихо говорит. Почти шепчет, склонившись к ее уху, и она шагает вперед, к столу. Крепко держит в руках невысокий черный бокс, аккуратно ставит его на гладкую поверхность и снимает блокировку, чтобы поднять крышку.

Кулганец смотрит на эти манипуляции без видимого интереса, а когда из бокса появляется Ключ, то черные глазки чуть-чуть округляются, и мне кажется, что они вот-вот вывалятся на пол.

— Вы не обманули, — гудит он и подается вперед, чтобы лучше рассмотреть артефакт. — Он не накормлен. Мы чувствуем его голод.