Кремль 2222. Транспортное кольцо - Владислав Выставной

Теперь Девятый грозно нависал над «мангустом», чуть покачиваясь из стороны в сторону. Он напоминал льва, отогнавшего львиц от убитого ими буйвола. Вожак имел преимущество в распоряжении добычей. Разница заключалась в том, что «мангуст» не был убитым буйволом. Он был все еще жив. И главное – куда более быстр и хитер, чем мощный, но неповоротливый «чинук». Девятый или не понимал этого, или его ощущение превосходства доминировало над логикой и тактическими навыками. В любом случае сейчас машиной управляли доминирующие инстинкты, свойственные нео. А как известно, уму нео предпочитают тупую силу.

Все это Сержант просчитал мгновенно. И повел себя так, как и подобает разведывательно-диверсионному биороботу – исходя из тактической обстановки, используя даже минимальное преимущество над противником.

В данном случае это было преимущество в скорости. «Мангуст» не стал вступать в противостояние с мощным «чинуком» – он просто метнулся ему под ноги и, пока противник неуклюже пытался перехватить его, зашел со спины. Ближайший «раптор» из «группы захвата» еще мог спасти ситуацию благодаря высокой скорости и реакции, но само-уверенный вожак отбросил его в сторону ударом борта.

За что и поплатился: через пару секунд «мангуст» оказался у него на загривке – у бешено вращавшейся башенной установки со встроенными оптическими системами. Секунду спустя, вскрыв лючок диагностического гнезда, «мангуст» подключился прямиком к системам управления незадачливого вожака. И это означало не только победу над мощным «чинуком».

Сержант стал новым вожаком взбесившейся стаи биороботов.

Осознав это, Книжник отчаянно жал кнопки, что-то кричал в пульт – но все было бесполезно. Вот уже подчиненный «мангустом» «чинук» прижал к земле ближайшего «раптора», позволив Сержанту ковыряться в его системах. Теперь у бывшего морпеха было два новых союзника. Под прикрытием Девятого он вербовал новых и новых адептов предстоящего коллективного самоубийства. Вскоре все четыре «раптора» из «группы захвата» были на стороне Сержанта.

Остальное – дело техники. Не прошло и получаса, как хаос в толпе роботов прекратился, и жуткий железный «водоворот», ставший еще шире, продолжил свое неторопливое кружение, как некий механизм, отсчитывающий последние часы человечества.

Книжник пришел в ужас: он не только не одолел Сержанта, но и увеличил опасную массу роботов, готовую в любой момент приблизиться к критической. Вон они, его био, покорно топают по кругу, а где-то среди них – без-умный Сержант дирижирует этой пляской смерти.

Пульт вывалился из ослабевших рук семинариста. Это было невыносимо – ощутить себя в одиночестве посреди пространства, насквозь пропитанного злом. Он знал, что бежать некуда. Он не справился. Он подвел всех, кто в него верил.

И когда свет заслонила высокая тощая фигура в рваном тряпье, Книжник даже не испугался.

Понял лишь, что умрет чуть раньше, чем вспыхнет посреди города убийственное маленькое солнце.

Вопреки ожиданиям его не убили сразу, и даже не стали мучить, что нехарактерно для дампов. Лениво подталкивая в спину острием копья, повели куда-то в темную глубину трибун. Вспыхнули факелы, и тьму прорезал дымный, трепещущий свет, от которого тьма почему-то казалась еще более насыщенной.

Книжник шел покорно, как идет на убой обреченное животное. Что-то в нем перегорело. Так сгорает запал бодрости, когда вслед за большим напряжением сил приходит неудача. То, что обрушилось на него сейчас, не было простой неудачей. Это было ощущение абсолютной обреченности. Бессмысленности дальнейшего существования. Какая разница – протянет он еще пару дней или умрет сразу?

Жизнь в ожидании неизбежной смерти – хуже самой смерти.

Это агония.

Прогулка в окружении врагов несколько развеяла нахлынувшее отупение, даже вызвала эдакое мрачное любопытство. Куда его ведут? Зачем? К чему все эти бессмысленные телодвижения? Ощущение обреченности сменилось странной беззаботностью: страх ушел, а вместе с ним пришла необъяснимая легкость. Книжник даже улыбнулся и огляделся, рассматривая своих пленителей.

Ему никогда еще не доводилось видеть так близко живых дампов. Мертвых – видел, живых – нет. Просто не о чем человеку говорить с живым дампом – его надо прикончить, пока тот не добрался до тебя. Это потому, что само существование дампа – суть постоянное отрицание жизни. Про них мало что известно. Например: рождаются дампами или становятся? Книжник склонялся ко второй версии. Это было что-то вроде болезни, какого-то вируса, менявшего генотип обычного человека, превращая его в злобное, агрессивное существо, не знающее страха и жалости. Патологическая жажда убивать сочеталась в дампах со странным болезненным состоянием: они словно разлагались заживо. Покрытые зловонными язвами, они не знали жизни без боли, это состояние приводило их в неистовство, не давало покоя, гнало вперед, заставляя убивать всех без разбору, мучить и заживо пожирать своих жертв. При этом они не были лишены элементов разума и логики. Что, впрочем, делало их еще опаснее.

Тех, что взяли его, было, как и полагается, семеро. Септ – типовой отряд дампов с типичным вооружением. Два стрелка-арбалетчика, два воина с копьями, двое с палашами и мечник во главе. У главаря этого септа был длинный двуручный меч, который он нес за спиной, как предпочитал это делать Зигфрид. И у каждого на поясе – длинный кинжал для ритуального самоубийства. Это на случай опасности захвата в плен. В общем, ребята, начисто лишенные чувства юмора. С такими и говорить не о чем.

Книжник уже догадывался, что с ним произойдет. Если не прикончили сразу, значит, его ждет худшее: сожрут заживо. Есть у дампов такой гастрономический изыск, когда ко вкусу свежего мяса прибавляются крики и страдания «пищи». Причем они умудрялись объедать жертву практически до костей и вытягивать большую часть внутренностей, сохраняя при этом несчастного в сознании, не давая отключиться от болевого шока. Что и говорить, ребята знали толк в извращениях.

Такой участи Книжник себе не желал. Но он и не боялся: Зигфрид все-таки научил его останавливать сердце. Пожалуй, это самый страшный и ценный дар, который он получал в жизни. Кроме того, можно выхватить кинжал из-за пояса ближайшего дампа – и вонзить себе в грудь или в горло…

– А ну, не дергайся! – произнес над ухом сиплый голос. – На куски порублю!

Надо же – эти гады уловили его намерения по одному лишь взгляду! Страха по-прежнему не было, зато неизвестно откуда появилось не свойственное семинаристу нахальство:

– Да я и не дергаюсь. Куда я от вас денусь? Одному в этих местах страшно, так что спасибо, вы вовремя появились.

Шедший слева дамп с каким-то мешком на голове повернул к нему уродливое подобие лица. Собственно, из лица были видны только гнилые лоскуты губ да глаза, пялившиеся из неровных прорезей, пропитанных на краях кровью и гноем. Все тело дампа, перемотанное лоскутьями мешковины, было в таких же кроваво-гнойных подтеках.