Язык цветов - Ванесса Диффенбах
Шрифт:
Интервал:
Сжав кулаки, я раскачивалась на пятках, сражаясь с желанием на нее броситься. Но даже в припадке ярости я четко осознавала, что больше всего на свете хочу остаться с Элизабет.
– Нет, – отвечала я, когда немного успокоилась и смогла говорить. – Ты мне не мать. Могла бы стать ею, но Кэтрин все разрушила.
Я побежала наверх и вдруг застыла, увидев в окне движение. К дому ехал фургон. За рулем сидел Грант. Раздался визг тормозов, камушки разлетелись во все стороны, и он остановился у дома.
Я бросилась наверх, и в ту же минуту на крыльце послышались шаги Гранта. Наверху я прислонилась к стене, спряталась. Грант не постучался и не стал ждать, пока Элизабет откроет.
– Вы должны прекратить, – сказал он; дыхание его было сбивчивым.
Элизабет подошла к двери. Я представила, как они стоят напротив и смотрят друг на друга через москитную сетку.
– Нет, – сказала она. – Не прекращу, и рано или поздно она поймет, что я прощаю ее. Она должна.
– Нет. Вы не знаете, какая она стала.
– Что это значит?
– Вы ее теперь не знаете.
– Не понимаю, – прошептала Элизабет; ее было почти не слышно из-за беспрестанного стука. Грант стучал то ли ногой о крыльцо, то ли костяшками пальцев о раму сетки. Нервный, нетерпеливый звук.
– Я приехал лишь затем, чтобы попросить вас: не звоните больше. Пожалуйста.
Между ними повисла тишина.
– Ты не можешь просить меня забыть о ней. Она моя сестра.
– Может, и так, – проговорил Грант.
– «Может, и так?» – Элизабет вдруг повысила голос. Я представила ее раскрасневшееся, пылающее лицо. Неужто Элизабет преследует не того человека? Может, Грант вовсе и не ее племянник?
– Я имею в виду, она уже не та, какой вы ее знали. Поверьте мне, пожалуйста.
– Люди меняются, – ответила Элизабет. – Но любовь – никогда. И семья – никогда.
Снова последовало молчание, и я пожалела, что не вижу их лиц. Сердитые они или равнодушные – или вот-вот заплачут?
– Нет, – наконец проговорил Грант, – любовь тоже проходит. – Я услышала его шаги и поняла, что он уходит. Когда он снова заговорил, его голос раздался издалека. – Она разливает бензин по банкам из-под варенья. Грозится поджечь ваш виноградник.
– Нет. – Не шокированным и не испуганным голосом Элизабет произнесла это «нет»; она просто ему не верила. – Она никогда этого не сделает. Даже если за пятнадцать лет она изменилась до неузнаваемости, на такое она не способна. Она любит этот виноградник так же сильно, как я. Всегда любила.
Он хлопнул дверью грузовика.
– Я просто решил, что вы должны знать, – сказал он.
Завелся мотор, тихо загудел и так и работал вхолостую, пока он стоял у дома. Я представила, как они смотрят друг другу в глаза, доискиваясь правды.
Наконец Элизабет сказала:
– Грант, не уезжай. После ужина много чего осталось, я всегда тебе рада.
Гравий захрустел под колесами.
– Нет, – ответил он. – Мне нельзя было приезжать, и это было в первый и последний раз. Она никогда не узнает.
3
Я прождала месяц и еще один, на всякий случай, подсовывая деньги за аренду под дверь Натальи в нужные дни. К концу октября меня уже не так сильно тошнило. Тошнота усиливалась лишь тогда, когда я голодала, а это случалось редко. Денег на еду у меня было достаточно. Украденное у Гранта и мои собственные накопления помогли бы мне продержаться до конца беременности, но я знала, что так долго ждать не придется.
К началу листопада я поняла, что Грант отчаялся искать. Мысленно заглядывая в окна водонапорной башни, я видела, как он убирает сборники поэзии эпохи романтизма в глубину шкафа и накрывает оранжевую коробку плотной тканью – предсказуемые действия человека, желающего забыть о прошлом. Я убеждала себя в том, что у него это скоро получится. На цветочном рынке много женщин, куда более красивых, экзотичных, сексуальных, чем я когда-либо стану. Если он уже не нашел себе кого-нибудь, то обязательно найдет. Но убеждая себя, я видела Гранта в кофте с капюшоном, надвинутом на лоб, и вспоминала, что он ни разу не взглянул ни на одну из женщин, проходивших мимо.
В день, когда ребенок толкнулся в первый раз, я вернулась в голубую комнату. Я тащила сумку через весь город туда, где оставила машину, а потом поехала к дому Натальи. Открыв входную дверь, в три приема отнесла вещи наверх. Дверь в комнату Натальи была открыта, и я встала над ее кроватью, глядя, как она спит. Недавно она покрасила волосы, и на белой наволочке расплылись розовые пятна. Она пахла сладким вином и гвоздикой и не шевелилась. Тогда я ее растормошила.
– Он был здесь? – спросила я.
Наталья прикрыла глаза рукой и вздохнула:
– Да, недели три назад.
– Что ты сказала?
– Что тебя нет.
– Не соврала.
– Да уж. А где ты была?
Я не ответила.
– Ты сказала, что я продолжаю платить за квартиру?
Сев на кровати, она покачала головой.
– Я не была уверена, что деньги от тебя. – Она положила мне руку на живот. Если еще пару недель назад меня можно было принять просто за толстую, теперь я выглядела определенно беременной. – Рената мне сказала, – проговорила она.
Ребенок снова толкнулся. Его пальцы и стопы уперлись в мои внутренние органы, царапая стенки печени, сердца и селезенки. Почувствовав рвотные позывы, я бросилась на кухню, и меня стошнило в раковину. Я опустилась на пол. Тошнота подступала и уходила в такт движениям ребенка. Я думала, что ранний токсикоз уже позади, и также надеялась, что давно преодолела отвращение, возникавшее каждый раз, когда меня кто-то касался. Видимо, одна из причин все еще действовала.
Значит, Рената все рассказала Наталье. Если так, она могла рассказать и Гранту. Ухватившись за ящики шкафа, я поднялась, и меня снова вырвало в раковину.
В витрине «Бутона» висела новая табличка. Часы работы стали короче, а в воскресенье магазин не работал. Я приехала вечером, и в торговом зале было темно, дверь заперта, хотя должно было быть еще открыто. Я постучалась, и когда Рената не открыла, постучалась еще раз. Ключ был у меня в кармане, но я им не воспользовалась. Села на крыльцо и стала ждать.
Рената пришла через пятнадцать минут, неся в руке буррито в серебристой фольге. Свет отражался от блестящей поверхности, и по стенам домов, мимо которых она проходила, прыгали зайчики. Я не посмотрела ей в глаза, даже когда она встала напротив. Изучала свои ботинки, которые, к счастью, было еще видно под пузырем живота.
– Сказала ему? – спросила я.
– А он не в курсе?
Тон Ренаты был настолько потрясенным и осуждающим, что я откинулась назад, как от удара, и упала со ступеньки на тротуар. Рената поддержала меня, положив руку на плечо. Подняв голову, я увидела, что ее глаза добрее ее слов.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!