Сокровище Родины - Михаил Николаевич Волконский

в закладе дают тридцать рублей!»

Серебряный портсигар — подношение публики — не раз уже «пускался в оборот» и теперь более, чем когда-нибудь, стоило, в случае чего, прибегнуть к этому обороту, потому что он мог принести важный результат — полное освобождение от господина Корецкого…

Козодавлев-Рощинин положил портсигар, прищёлкнул пальцами, подошёл к запертой и заставленной комодом двери в соседний номер и постучал в неё:

— Маничка, ты проснулась?

— Проснулась, встала, — ответил голос Манички.

— Ну, так поздравляю, всё хорошо, милушка… Всё хорошо будет…

— А что, разве из театра присылали? — спросила она.

— Нет, но, в случае чего, портсигар у нас есть!..

Маничка ничего не ответила.

Она знала, что портсигар — последнее их средство…

X

Козодавлев-Рощинин заходил по своему номеру.

Вчера он очень определённо, чтоб успокоить Микулину, уверял её и приводил доказательства, легко находя их, что антрепренёр наверное обратится к нему, но сегодня он в душе немножко беспокоился, будет ли это так. Он знал, что Антон Антонович упрям, пожалуй, чего доброго, захочет поставить на своём и рискнёт распустить труппу, если дальнейших сборов не будет, но не придёт с повинной.

Если даже он и надумает прийти, но опоздает, то сегодняшний фортель может не удастся…

Козодавлев-Рощинин посмотрел на часы.

Было десять часов утра — теперь ещё можно было что-нибудь сделать, а через два часа время будет уже упущено…

«Ну, тогда портсигар, тогда портсигар!» — волновался Козодавлев-Рощинин, принимаясь быстро умываться и одеваться на всякий случай.

Но ему не пришлось закладывать портсигар.

Он, уже совсем готовый, завязывал у зеркала галстук, когда в дверь просунулась голова маленького актёра Волпянского на роли простаков — того самого, который любил употреблять иностранные словечки.

— К вам можно, Андрей Иванович? — спросил он.

Козодавлев-Рощинин, понадеявшийся, не сам ли это антрепренёр, поспешно повернулся, но, увидев Волпянского, поджал губы и равнодушно произнёс:

— Милости просим, сокровище моё.

— Как же сегодняшний сбор, Андрей Иванович? — заговорил Волпянский, войдя.

Козодавлев-Рощинин пожал плечами:

— А мне что! Я со вчерашнего дня не служу, отставку получил.

— Абшид, то есть, — сказал Волпянский. — Ну, вот я по этому поводу и объявился к вам. Вчера, как вы ушли, мы все на Антона Антоновича насели: как же так, говорим, без Андрея Ивановича? Ну, он туда-сюда, говорит, что он не серьёзно…

— Да я-то серьёзно, мамочка моя, — остановил его не без некоторой смелости Козодавлев-Рощинин, почувствовав уже почву под своими ногами.

— Ну, что там, — перебил его Волпянский, — ну, стоит ли, Андрей Иванович? Мне поручено вчерашнюю интермедию кончить, исчерпать то есть…

Он хотел сказать «инцидент», но вместо этого махнул «интермедию».

— Я к вам метеором послан, — продолжал он, опять некстати употребив словцо «метеор», которое совсем не шло сюда, — Антон Антонович говорит, что если уладится, и сегодня вы дадите хороший сбор, он вам флакон вина поставит…

— Когда же он это говорил?

— Вчера вечером при всех, он и на разговор меня с вами вчера при всех уполномочил, чтоб я сегодня утром сходил к вам.

— Значит, он желает, чтоб я служил?

— Желает, Андрей Иванович! Такого комика, как вы, не найти ему, — польстил Волпянский.

— Только я ведь один не пойду без Микулиной, — сказал Рощинин.

— И об этом прелиминарий нет. Антон Антонович говорит, что желает пред Микулиной извиниться. Вчера ему трагик Ромуальдов-Костровский сказал, что за Микулину ему морду разобьёт. Он деликатность понимает. Да и мы сочувствовали, только госпожа премьерша Донская фыркнула…

— Ну и пусть её, — весело заключил Козодавлев-Рощинин. — Так Антошка извиниться желает и просит, чтоб всё было по-прежнему?

— Вот, именно, по-прежнему, Андрей Иванович, мы все — свидетели тому…

— Ну, хорошо ж, я не я буду, если сегодня сбора ему не будет! — воскликнул Козодавлев-Рощинин.

— Ах, если бы был! — вздохнул Волпянский.

— Будет, будет, милашка моя, теперь идём!..

— Куда?

— Сбор делать, ненаглядный мой, сбор…

— Сейчас?

— Ну да, сейчас! Теперь самое время…

— И я должен идти с вами?

— Пойдём, вдвоём сподручнее…

Волпянский выказал нерешительность.

— А это не опасно? — спросил он.

— Что, радость моя?

— А вот то, что вы затеяли для сбора-то? Ведь, может, это — такой кабриолет, что неприятности выдут…

— Ничего «не выдут», — передразнил Козодавлев-Рощинин, — идём!

Волпянский повиновался.

XI

Они вышли из гостиницы и тут же завернули в бывший в том же доме магазин колониальных товаров.

— Что прикажете? — услужливо встретил их приказчик.

— Вот видите ли, — стал очень деловито и серьёзно объяснять ему Козодавлев-Рощинин, — нам нужно пять пудов синей краски…

Приказчик разинул рот.

— Синей краски? — переспросил он.

— Да.

— Пять пудов?

— Да.

— Зачем же это вам?

— Нужно. Сегодня у нас в театре идёт пьеса «Наказанная неверность, или Тёмно-синий муж», так для неё нужно пять пудов синей краски…

— Занятная, значит, пьеса?..

— Кажется.

— Мы краской не торгуем, — с сожалением извинился приказчик, входя в положение актёров, — вы в москательную лавку обратитесь…

— Благодарим вас, мы непременно обратимся в москательную лавку, — не теряя строгой серьёзности, сказал Козодавлев-Рощинин и раскланялся.

Но, прежде чем направиться в москательную, они зашли рядом в табачную лавку.

Здесь комик повёл речь на ту же тему, только в несколько ином тоне.

— Мы, извините, актёры, — начал он, — люди приезжие; у нас сегодня в театре идёт замечательная пьеса «Тёмно-синий муж», так нам нужно пять пудов синей краски, будьте добры, укажите, где достать нам её?..

Продавец в табачной лавке тоже заинтересовался и стал расспрашивать, зачем же именно пять пудов, но Козодавлев-Рощинин стал уверять, что меньше никак нельзя.

Волпянский, понявший уже, в чём дело, стал поддерживать его.

В следующую лавку — свечную — они влетели второпях и, запыхавшись, наперебой стали спрашивать пять пудов синей краски для сегодняшней пьесы в театре.

В галантерейном магазине, в котором они тоже озабоченно справлялись, где можно купить пять пудов синей краски, в расспросах приняли участие и покупательницы, случившиеся в это время…

Словом, Козодавлев-Рощинин с Волпянским обошли почти все лавки в городе, но даже в москательных не нашлось сразу пяти пудов синей краски…

Так они и не купили её. Однако продавцы стали рассказывать покупателям, что вот-де какая пьеса идёт сегодня в театре, и быстро весь город узнал интересную новость.

По всему городу к тому же были расклеены афиши на синей бумаге, извещавшие о пьесе.

Словом, когда во втором часу дня Козодавлев-Рощинин и Волпянский, усталые и измученные, явились в театр, — «фортель» их оказал уже своё действие. Продажа билетов в кассе шла довольно бойко.

— Андрей Иванович, батюшка, что же вы это делаете? — Встретил антрепренёр комика. — Не идёте — мы репетиции без вас