Выбор - Шелли Брэдли

— Что он лепит?

— Людей, в основном, женщин. Сегодняшняя тема — это… искусство альтернативного образа жизни.

Он больше ничего не сказал; она должна была испытать зрелище на себе. И ему нужна была ее неприкрашенная реакция.

— Что это значит?

Вздохнув, он потянул ее в укромный уголок и обнял за плечи.

— То, что ты увидишь сегодня, может смутить, шокировать или взволновать тебя. Любая из этих реакций нормальна. Просто… подойди ко всему непредвзято. Поделись своим мнением. Задавай вопросы. Я объясню, если смогу. Ты сделаешь это для меня?

— Конечно.

Естественно, она хотела угодить, и теперь ей было легко дать свое согласие. Сдержать свое обещание будет гораздо труднее, когда она войдет внутрь.

Он проводил ее обратно ко входу и вручил билеты. Предвкушение и тревога пробежали через его вены, когда они ступили в широкое пространство бетонных полов, промышленных потолков и белых стен.

Хирургически сложенная брюнетка в облегающем красном латексе приветствовала их, балансируя подносом с бокалами шампанского на ладони. Черные кожаные манжеты обхватывали каждое запястье. Толстый воротник сжимал ее шею с выгравированной табличкой, которая провозглашала ее как СОБСТВЕННОСТЬ.

Хэвенли озадаченно склонила голову набок. Черт возьми, он заплатил бы деньги, чтобы услышать ее мысли. Но он не мог на нее давить. Он должен позволить ей все обдумать.

Бек поблагодарил покорную встречающую, которая почтительно опустила глаза, прежде чем проводил Хэвенли дальше в комнату. Теперь все станет реальным. Его нервы гудели, тихая болтовня вокруг них мешала.

Он встал перед первой картиной, направляя ее к холсту без рамы, на котором была изображена обнаженная женщина, лежащая на боку лицом вперед, со связанными за спиной руками и головой, свесившейся на землю в мучительном ожидании. Веревки обрамляли ее грудь и обвивались вокруг шеи. Ее ноги были раздвинуты и связаны, чтобы оставаться согнутыми, путы охватывали бедро и голень.

Произведение было потрясающим. Представив себе Хэвенли, ожидающую его в этой позе, он сильно возбудился.

Откашлявшись, Бек внимательно посмотрел на нее, когда она увидела шедевр из света и тени. Удивленное моргание ее ресниц предшествовало широко раскрытым глазам. Мгновение спустя румянец залил ее щеки. Затем ее губы приоткрылись, и ягодно-розовый язычок щелкнул по верхней губе. Мысли отчетливо проносились в ее голове, когда она перевела взгляд на него, словно не желая отрывать глаз от эротического произведения.

— Вау.

— Да. Что ещё?

— Я, хм… Это поразительно. Она анатомически правильная и очень гибкая.

Бек подавил усмешку:

— А как ты себя чувствуешь от этой картины?

Она поежилась, подбирая слова. Его член дернулся.

— Будет ли эта выставка полностью посвящена обнаженным людям?

— Ответь на мой вопрос. Затем я отвечу на твой.

Повернувшись к холсту, она уставилась на него, слегка нахмурив брови:

— Беспомощной. Но не в плохом смысле. Она выглядит умиротворенной. Это странно… красиво. Есть ли в этом смысл?

Абсолютно. И он готов был поспорить, что Хэвенли была, по крайней мере, немного возбуждена и не понимала почему.

Бек понимал — и его кровь взревела.

— Конечно. Искусство не только красиво, оно создано, чтобы заставить тебя чувствовать что-то, будоражить воображение. Это личное путешествие для того, кто его видит.

Она рассеянно кивнула, все еще глядя на картину, словно пытаясь понять свою реакцию.

— Теперь ты ответишь на мой вопрос?

Скоро она поймет, что он всегда держит слово.

— Поскольку это выставка эротических работ, которые, в основном, посвящены альтернативному сексуальному образу жизни, я ожидаю много наготы, да.

— О. Окей, — она покраснела еще сильнее. — Как ты… думаешь, она так позировала художнику или он нарисовал ее из своего воображения?

Бек провел пальцем по ее подбородку.

— Хороший вопрос. Как бы живо это ни выглядело, посмотри на пот, выступивший у неё на лбу, и на дрожь в бедрах, — я бы предположил, что она позировала.

Хэвенли неуверенно кивнула ему, прикусила нижнюю губу и снова зачарованно уставилась на холст, нервно потягивая вино.

«Так что, это означало "да", можно попробовать бондаж».

Каким-то образом ему удалось не завладеть ее губами и не сорвать с нее платье.

— Готова двигаться дальше?

Она кивнула, и они вместе подошли к следующему полотну, на котором была изображена бледная женщина, одиноко стоящая напротив темной стены, в туфлях на шпильках, с ошейником — и больше ничего. Ее конечности были скованы цепями на запястьях и лодыжках, широко расставленные по краям рамы. Она откинула голову назад, словно ее тело освободилось от пут.

Бек повернулся и увидел, что Хэвенли изучает картину. Он почти слышал, как вращаются колесики.

— Что происходит в этой великолепной голове, малышка?

Она взглянула на него, закусив губу:

— Я ничего не понимаю. Почему на ней собачий ошейник? И почему она так закована? Я бы подумала, что она жертва чего-то ужасного, но…

— Вперед. Но что?

— Кажется, ей нравится это.

«Конечно. Она блаженно парила в сабспейсе».

— Она в эйфории.

— Для меня это не имеет смысла. Как она может наслаждаться тем, что кто-то унижает ее?

— Почему ты предположила, что кто-то унижает ее?

На этот раз Хэвенли медлила с ответом.

— Ну, во-первых, кто-то связал ее и оставил.

— Откуда ты знаешь, что она не находит удовольствия или комфорта в том, чтобы быть связанной?

— Ты имеешь в виду, это словно крепко пеленать, чтобы успокоить ребенка?

— Это хорошая аналогия, да. Для нас это может не иметь смысла, но для нее цепи могут обеспечить спокойствие.

— Хорошо, но он оставил ее беззащитной, почти как…

— Он хотел смотреть на нее, как на произведение искусства?

Хэвенли прикусила губу, но Бек заметил, что она не задала вопрос, почему женщина хочет, чтобы ее любовник наслаждался видом ее тела.

— Почему собачий ошейник? — вместо этого спросила она.

— Почему большинство владельцев надевают ошейник на своего питомца?

— Украсить их. Чтобы обозначить право собственности.

— Именно так. И в ее случае тот, кто дорожит ею, понимает ее желание быть принадлежащей, связанной и визуально обожаемой, — Бек дал ей еще кое-что на размышление. — Секс ничем не отличается от любой другой первобытной потребности. Каждый человек имеет различные вкусы. Эта выставка — всего лишь выражение индивидуальных предпочтений каждого художника. Тебе нравится этот образ?