Сатанель. Источник зла - Хуан Марторель

Мужчина взглянул на сына, уже раскаиваясь в том, что вынудил его стать, свидетелем подобного зрелища, и с изумлением увидел, что тот улыбается. Это была робкая, едва заметная улыбка, но она так контрастировала с окружающим, как лучик солнца, пробившийся сквозь грозовые тучи. Мальчик поспешил спрятать лицо за спину отца, но мужчина успел проследить направление его взгляда. Среди грешников он увидел высокого черноволосого и чернобородого человека средних лет, который продолжал смотреть на его сына, и на его губах тоже играла легкая улыбка. Он был одет в санбенито приговоренных к сожжению, но без капюшона.

Когда мальчик спрятался, осужденный, должно быть, почувствовал, что привлек к себе внимание его отца. Он поднял глаза, и их взгляды встретились. Грешник так безмятежно смотрел на мужчину, словно происходящее вокруг не имело к нему отношения или же он прощал своих мучителей. На его лице не было ни страха, ни тревоги; не было на нем ни недоумения, ни возмущения. Этот человек был в полном согласии с самим собой.

Грешник смотрел в глаза отцу мальчика, и с его губ не сходила улыбка. И мужчина увидел силу личности осужденного, но прежде всего, чистоту его души. Он и сам не заметил, как уголки его губ приподнялись, и его лицо тоже осветилось улыбкой.

Процессия приближалась к площади Сан-Фернандо. Гаспар де Осуна шел в толпе грешников, чувствуя себя невольным свидетелем своих собственных страданий. Он думал о мальчике, улыбнувшемся ему несколько минут назад. Это было единственное проявление человеческого тепла за последние часы… или даже недели… Мужчина, державший мальчика за руку, по всей вероятности его отец, тоже оказал ему поддержку, и Гаспар был благодарен за это. И не столько за себя, сколько за всех тех, кто вместе с ним и не по своей воле стал участником этой зловещей процессии.

Сам он, Гаспар, сохранял спокойствие, хотя знал, что идет навстречу смерти. Но он не боялся покинуть мир, в котором клевета и ненависть стали разменной монетой.

Впереди шли три девушки по имени Мария, а рядом с ними едва волочили ноги монахи из монастыря Сан-Исидро, также осужденные за то, что избрали путь Реформации. А еще Хуан Понсе де Леон… и Кристофер де Лосада… и Хуан Гонсалес с двумя сестрами. Все они — люди с безупречной репутацией, единственный грех которых заключался в том, что они сохранили верность своим убеждениям.

Против него самого, Гаспара Осуны, инквизиция не имела ровным счетом ничего. Только то, что придумал Диего Рамирес, приспешник великого инквизитора Фернандо де Вальдеса и глава севильянской инквизиции. Он утверждал, что нашел двух свидетелей его преступлений. Гаспар так и не узнал их имен. Вне всякого сомнения, они были вымышленными, как и выдвинутые против него обвинения.

Его покровитель, архиепископ Толедский Бартоломе де Карранса, также пал жертвой Святейшей инквизиции. Как и Гаспар, он был абсолютно ни в чем не повинен.

Его мысли вернулись к странному черному предмету в форме шестерки, появление которого положило начало цепочке дальнейших событий. Больше он ничего о нем не слышал, но не сомневался, что инквизиторы не добрались до него. В противном случае Диего Рамирес сообщил бы ему об этом с единственной целью — причинить боль. В тот день, когда он увидел истинную природу севильского инквизитора, он совершенно отчетливо понял причину многих других событий, ранее вызывавших у него недоумение.

Он расхохотался при мысли о том, что инквизиция так упорно охотится на ведьм и еретиков, в то время как в ее лоне находится адепт самого дьявола. Это был искренний и совершенно естественный смех. Бредущие рядом с ним грешники не обратили на него никакого внимания, но Гаспар заметил, что зрители испуганно переглядывались, перешептывались и крестились.

— Он обезумел от ужаса, — донеслось до него.

Смеясь, он продолжал свой путь и думал о том, каким невероятно далеким теперь кажется тот день, когда Бартоломе де Карранса вошел в его ювелирную мастерскую.

Севилья, 1559 год

Гаспар де Осуна был потомком крещеных евреев. Его дедушка родился иудеем в Сепульведе и при рождении получил имя Исаак Абестури, а много лет спустя его предали земле в Малаге уже по христианскому обычаю под именем Мартин Перес. Из услышанного от родителей Гаспар сделал вывод, что дедушка остался верен своей религии и до самой смерти исполнял иудейские ритуалы. Впрочем, ему повезло: на него никто не донес и он ни разу не попал в списки подозреваемых инквизицией.

Дедушка Исаак — он же дедушка Мартин — решил отречься от своей веры, по крайней мере официально, когда на землях, принадлежащих королям-католикам, перед иудеями встал выбор, призванный навеки определить их жизнь — обратиться в истинную веру или стать вечными изгнанниками.

Исааку в ту пору было двадцать четыре года. В его груди билось сердце иудея, но он был наделен прагматическим умом. Он недавно обосновался в Толедо, два года назад женился и растил сына. Все свои средства он вложил в маленькую ювелирную мастерскую в иудейском квартале, которую он приобрел около года назад. Он все обсудил с женой, и они решили отдать кесарю кесарево, а с Богом поддерживать прежние отношения. Исаак втайне продолжал следовать своим убеждениям, и, к счастью для него и его семьи, никто не указал на них пальцем и не предал инквизиции.

Родители Гаспара вырастили его в христианских традициях, и если и не сделали его убежденным христианином, то, во всяком случае, научили его соблюдать обряд. Таким образом, их дети, в том числе Гаспар, стали полноправными христианами, и об иудейском происхождении у них остались лишь смутные воспоминания, которые лучше всего было предать забвению.

Отец Гаспара также был ювелиром. Вначале он обосновался в Осуне, а со временем перебрался в Севилью, где очень скоро снискал репутацию великолепного мастера. Гаспар был его единственным ребенком мужского пола и после его смерти, случившейся шесть лет назад, унаследовал отцовский бизнес.

Гаспар также продемонстрировал незаурядный талант к обработке серебра, и вскоре мастерская Гаспара де Осуны стала самой известной ювелирной мастерской в городе. Среди его клиентов числились не только состоятельные граждане, но и отцы города и Церкви.

В то утро, когда Бартоломе де Карранса посетил его мастерскую, Гаспар работал над серебряной шкатулкой с инкрустациями из золота и драгоценных камней, которую город намеревался подарить королю Филиппу.

— Он уже здесь! Он уже здесь!

С этими криками юный Педро, племянник Гаспара, взлетел по лестнице. На его лице читалось волнение. Ему недавно исполнилось четырнадцать лет, и два последних года он работал у дяди подмастерьем.

— Угомонись, парень, и не кричи.

Гаспар поднялся и улыбнулся племяннику. Он тоже был взволнован, но пытался сохранять спокойствие. Два часа назад к нему явились монахи-доминиканцы и объявили, что его высокопреосвященство намерен посетить мастерскую Гаспара и побеседовать с ее владельцем. Ювелир лично сообщил, что будет счастлив принять у себя архиепископа. Его отношения с Церковью складывались наилучшим образом, и Гаспар был намерен сделать все, от него зависящее, чтобы сохранить это положение вещей. Но когда он поинтересовался мотивами визита, посланцы лишь слабо улыбнулись в ответ.