Ловец сбежавших невест - Константин Фрес

Карла они бросили в траву и некоторое время стояли над ним, тяжел дыша, согнувшись в три погибели, упершись ладонями в колени. Генри прятал кровоточащие пальцы, которые он натер об тяжкую горгулью с непривычки тотчас же.

- Ну, взяли? - спросил Инквизитор, отдышавшись и немного отдохнув.

- Да, пожалуй, - ответил Генри.Они перевернули Карла так, что теперь его зад воинственно смотрел на замок, отошли еще на пару шагов от ворот,  а затем бросились вперед каким-то диким галопом.

БАМ!!!!!!!

От удара разлетелись звенья цепи, распался замок и распахнулись створки ворот, а так же осыпалась окалина с головы Карла и тот заорал страшным голосом:

- А-а-а-а!

Генри и Тристан, влетев в ворота с Карлом наперевес, пробежали еще несколько шагов по инерции и выронили его в траву.

Я, потрясенная выражением безысходности, запечатленным в отчаянно вытаращенных глазах вампира, так и застыла на месте.

- Генри, - выдохнула я, стоило мне немного отойти от потрясения. - Он ВСЕ ЧУВСТВОВАЛ! Вы обманули меня, Генри!

- Разумеется, - ответил он, тяжко дыша и согнувшись над каменным телом, завалившимся в траву. - Своей ложью я усыпил вашу бдительность и совесть. Иначе вы бы нам его не отдали, и мы бы провозились тут до ночи.

- Это ложь во спасение, - назидательно проговорил Тристан.

- Подонок! Убийца! - верещал карлик, у которого ожила только голова. Он дико вращал глазами и страдал. Его каменный зад густо испещряли трещины.

- Я злопамятный, - напомнил Генри. - Теперь ты знаешь, мелкий мерзавец, каково это - когда ломается каменное тело.

- Думаю, он вполне наказан, - заметил Инквизитор, осмотрев треснувший зад Карла. - Даже я так не расписывал грешников, а мне приходилось пороть чернокнижников, и не розгами, нет - мечом. И смею заверить, что они очень страдали, получая эту инквизиторскую милость из моих рук. А тут… надо освободит его, Генри. Он искупил свои грехи.

- Я его не держу, - пожал плечами тот. - Пусть идет, куда хочет.

- А, тем лучше! Оставим его тут; пусть полежит в травке, отойдет. А мы тем временем продолжим свой путь.

- Я это запомню! - злобно верещал Карл. - Я припомню вам все! Вы ответите!..

Инквизитор, который до сих пор был благостен и миролюбив, вдруг озлился; одним прыжком он подскочил к вампиру, и его тонкий черный меч нащупал горло поверженного негодяя.

- Что, - прошипел Тристан, и глаза его сделались еще краснее - и еще страшнее. - Что я слышу, нечестивец? Ты угрожаешь мне?! Мне ты собрался мстить?! - черный меч скользнул неуловимее жала змеи, и острое лезвие коснулось шеи Карла. - Шея-то у тебя не каменная. Ты же понимаешь, что я тебе ее враз перерублю, если таковое желание у меня будет, не так ли? Так что замолчи и будь благодарен за то, что я милую тебя и оставляю тебе твою жизнь.

- Да, ваша светлость, - проблеял мигом посмирневший Карл.

- То-то же, - Тристан вернул в ножны свой черный меч и отвернулся от затихшего страдальца. - Идемте; нам нужно до темноты дойти до ближайшего постоялого двора, чтоб заночевать не в чистом поле. В Лабиринте это не очень удачная мысль.

- Постоялый двор в Аду? - удивилась я.                                      

- Что ж такого? И через Ад ходят по своим делам путешественники, - ответил Тристан.

***

Ад - странное место, господа. Там много огня, говорят, но нам пришлось путешествовать в кромешной душной тьме, которую изредка озаряли дымные чадящие факелы, кое-как приделанные к стенам.

К каким стенам, спросите вы?

К стенам домов, разумеется, которые так близко стояли друг к другу, что улица меж ними была чрезвычайно узка. Как раз для одного человека, чтоб протиснуться меж каменными стенами. Из окон соседних домов можно было передать друг другу что-нибудь, будь то кувшин или полотенце, да только вот окна были накрепко закрыты. К чему раскрывать их, если солнца все равно нет? Да и свечи нынче дороги; отчего это бездельники-соседи должны пользоваться светом, который они дают?!

- Действительно, лабиринт, - пробормотала я робко, пробираясь вослед за Тристаном, который двигался уверенно и быстро. - А отчего вы, Тристан, отпустили Карла? При вашей нелюбви к вампирам…

-  Я посчитал его достаточно наказанным, - пояснил он.

- Святая магия! - воскликнула я. - Но вы же не можете не знать, что она начнет пакостить, едва только сможет шевелить ногами с известной скоростью?

- Конечно, знаю, - так же спокойно, словно объясняя ребенку прописную истину, ответил Инквизитор. - Но карать того, кто рассчитался за старые прегрешения и новых не совершил, весьма несправедливо. Этак мне пришлось бы поубивать абсолютно всех людей. Превентивно. 

Мы петляли меж домов, и одному небу было известно, как Инквизитор ориентируется в этой кромешной тьме. И, судя по звукам, что раздавались вокруг нас, вел он нас очень правильно; никто не вынырнул из-за угла и не попытался всадить в нас нож, никто, хохоча и адски воя, не пытался выпить нашу кровь, хотя, кажется, за высокими заборами только этим и занимались… Невидимые и безумные.

Наконец, я поняла, как Тристан ориентируется: на стенах были мелом грубо нарисованы путеводные стрелки. Белоснежное одеяние Инквизитора словно испускало свет, и стрелки эти становились виднее.

- Это вы нарисовали их, Тристан?

Инквизитор обернулся ко мне.

- Конечно, я, - ответил он. - Собственными пальцами, стерев их о стены до крови. Это не мел, это моя кожа, Энди.

- Святая магия! Это сколько ж надо было блуждать здесь, и сколько вытерпеть боли?!

- У меня было много времени, и я никуда не торопился…

Такое фанатичное служение пугало, но и вызывало неподдельное уважение. Безусловно, Тристан - фанатик, но в Инквизиторы другие и не идут, кажется…

Стрелки вывели нас в относительно светлое место, на небольшую площадь, хорошо освещенную, но так же тесно окруженную домами. Меж ними в разные стороны, как тонкие солнечные лучи, нарисованные ребенком, растягивались еще улицы - ходы на все четыре стороны. И даже на восемь. И отчего-то эти восемь вариантов, этот перекресток восьми дорог меня очень напугал.

Куда идти, блуждая в темноте, не видя подсказок Тристана?..

Можно бродить веками и не выйти никуда.

- У вас очень храброе сердце, Тристан, - сказала я, содрогаясь. Я ощутила на миг отчаяние и безысходность старого и больного человека, измученного болезнями, голодом и жаждой, потерявшегося в лабиринте, и мне стало очень жутко.

- Я знаю, Энди, - ответил мне Тристан безо всякого кокетства. Думаю, ему говорили это неоднократно…

Меж тем на площади Тристан высмотрел одно местечко, наиболее хорошо освещенное. Там стоял домик, добротный, ладный, даже уютный. Над ним, как мне показалось, иногда все же восходило солнце, потому что под окнами бы разбит палисадник, и в нем цвели самые настоящие розы.