Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти

Вашего дома на Сардинию. В таком случае дворянам останется лишь признать Ваше величие.

Повисла пауза, казавшаяся бесконечной. Наконец король опустил глаза.

– Скажите мне… Если мы дадим добро на вашу поездку в Пьедру, наша дочь умрет?

Эймерик заговорил спокойно, не скрывая сочувствия, которое он в тот момент действительно испытывал.

– Скажу честно, Ваше величество. Да, это неизбежно. Но ваша дочь уже умерла. Избавьте ее от жестокости этой полужизни, в которой она пребывает уже четыре года. Отнимите ее у тюремщиков. Место Марии на небе, а не в аду, где она заточена сейчас.

Снова стало тихо, но молчание продлилось не так долго. Педро поднял голову, тряхнув длинными волосами. Его глаза были полны решимости и боли. Впервые король перестал говорить о себе во множественном числе.[42]

– Я хотел, чтобы моя дочь продолжала жить, несмотря на проклятие, потому что видел в ней черты своей первой жены. Но и королева, будь она с нами, отказалась бы так долго продлевать агонию Марии. Отец Эймерик, я даю вам свое согласие. Вы можете ехать в Пьедру, взяв столько солдат, сколько вам необходимо. Я прошу у вас только одного.

– Чего же, Ваше величество?

– Сделайте так, чтобы она не слишком страдала, – голос Педро дрогнул.

– Не беспокойтесь, Ваше величество, – поклонившись, сказал Эймерик. И добавил с искренним уважением: – Вы действительно великий король.

«Мальпертюи» – Находка

Через несколько мгновений двулицый труп начал таять, как тело бедняги Торвальда на «Мальпертюи». Однако на этот раз никто не произнес поминальную речь. Аббат Свитледи, беснующийся от нетерпения, как чертенок, приказал:

– Вперед, вперед! Они точно где-то рядом! Ищите, дети мои, ищите их!

Эти истерические крики в динамиках звучали дико, не по-человечески. Да еще дождь начал хлестать пуще прежнего, и по визорам наших шлемов потекли самые настоящие потоки грязи, разбрызгиваемой ледяным ветром. Но выбора не было, приходилось идти вперед. Изнемогая от усталости, мы подняли сеть и медленно, с трудом, снова зашагали по каменистой земле этого грустного мира. На месте падения ребенка остались лишь белая лужица да наконечник гарпуна.

Мы брели больше часа, подгоняемые проклятиями Прометея. На выходе из долины дорога пошла вверх, и идти стало еще труднее. Ноги скользили по камням, а вокруг не было ни деревца, ни кустика, чтобы ухватиться. Вода стекала в глубокие трещины в земле, и вниз по склону устремлялись потоки грязи, заставляя нас отходить то в одну, то в другую сторону. Мы машинально переставляли ноги, как роботы, снедаемые беспокойством о том, что обратный путь будет ничуть не легче.

Когда подъем был преодолен, нашему вздору открылась еще одна равнина, столь же каменистая и неровная, как и первая. Дождь немного стих, а в какой-то момент и вовсе закончился. Вот тут мы снова услышали противный голос Свитледи, охваченного нездоровым азартом:

– Посмотрите вниз! Что я вам говорил?! Разве я вас обманул?!

С высоты равнина была как на ладони. Сразу стало понятно, от чего аббат пришел в такой восторг. В скалах мы увидели огромные вмятины, контуры которых напоминали человеческие силуэты. Словно на осыпавшемся камне, как на сыром песке, остались отпечатки тел. Гигантских тел, немыслимых размеров, но абсолютно пропорциональных.

Нас парализовал ужас, но его немного притупили грубые слова Прометея:

– Это еще что за дыры?

– А самому непонятно? Их могилы! – ответил Свитледи с мстительной радостью. – Когда пришло их время, они прислонились к этим скалам и тихо умерли.

– Умерли? – вопль Прометея нас оглушил. – В смысле, умерли?! Ты никогда не говорил о мертвецах!

– Да нет, нет, – на этот раз в голосе Свитледи слышалась не только радость, но и беспокойство. – Умерли не все. Ты же видел это существо? И не узнал его? Нужно просто поискать!

– Смотри, аббат, надеюсь, ты не врешь. А то тебе же хуже будет. Идем.

Спускаться в долину оказалось легче, чем мы думали. И хотя небо по-прежнему пряталось за темной завесой туч, дождя не было, а ветер даже немного стих. Мысли об усталости теперь сменились страхом. Мы смотрели на эти гигантские ниши и думали, каких же размеров существа здесь обитают. Нервы были так напряжены, что я совершил серьезную оплошность.

В нескольких шагах от меня шел Скедони, едва державший сеть в уставших руках. Я забыл, что любую фразу, сказанную в микрофон, услышат все, и спросил его:

– Так… какого черта мы ищем?

Мне ответил Свитледи – тем своим слащавым голоском, от которого бросало в дрожь.

– Наших древних хозяев, сын мой, неужели ты все еще не понял? Чтобы сделать их своими рабами – как мы были их рабами многие века, – последовавший за этим циничный, вульгарный смех долго эхом отдавался в моих ушах.

Больше я не произнес ни слова, как и все мои товарищи. Но когда мы, задрав головы, проходили мимо ниши, один рабочий, шедший впереди, неудачно упал. В динамиках послышался отчаянный крик. Острые камни прорвали скафандр, из него начал выходить кислород. Оставалось только одно: заткнуть бедняге нос и вставить в рот трубку одного из баллонов.

Диксон бросился к упавшему и начал возиться с баллонами; еще двое пришли ему на помощь. Но Прометей рявкнул приказным тоном:

– Господин Диксон! Вернитесь на свое место! Оставьте его, пусть подыхает!

Это переходило все границы. В динамиках послышался возмущенный, угрожающий, яростный гул. Мы бросили сеть и подбежали к рабочему. Но Диксон уже поднялся, беспомощно разводя руками, и тихо сказал:

– Он умер. Видимо, в атмосфере аммиак и еще что-то ядовитое.

Мы повернулись к капитану и аббату, которые впервые показались нам очень уязвимыми.

– Дети мои, – заговорил Свитледи, – помните, что это – всего лишь образ, мы все – лишь образы. Смерть этого человека фиктивна. В нашем мире он жив и здоров, как и каждый из нас.

Я вспомнил фразу аббата об «отпечатке смерти». Может, вспомнили и другие, потому что продолжали плечом к плечу угрожающе надвигаться на аббата с Прометеем. Тогда встревоженный Свитледи использовал решающий аргумент.

– Остановитесь, глупцы! Я вам нужен, чтобы вернуться назад. Или хотите остаться здесь навсегда?

Мы посмотрели на резервных гидов, которые по обыкновению стояли рядом со своим хозяином. Свитледи был прав. Обойтись без него мы не могли. И нам ничего не оставалось, как идти дальше.

Аббат угадывал наши эмоции и прекрасно отдавал себе отчет, что долго управлять нами с помощью одних угроз не сможет.

– Я удваиваю всем вам жалованье, – добродушным тоном объявил он. – И утрою тому, кто первым увидит дичь.

– А что мы должны увидеть? – негромко спросил кто-то, но вопрос заглушили