Обналичка и другие операции - Михаил Лифшиц

Подобным размышлениям о своем жизненном пути пожилой профессор Рязанцев посвящал часы. Такая возможность у Петра Серафимовича была, потому что нагрузка на работе у него значительно уменьшилась, заботиться о хлебе насущном ему не нужно было, жена за ним ухаживала и с уважением относилась к его переживаниям, а сыновья были взрослые, благополучные и никаких усилий от него не требовали.

Были еще внуки, милые дети…Но ведь любовь к внукам — это любовь без ответственности: рассказал сказку, поиграл, объяснил параграф в учебнике, ну сходили вместе в цирк, и можно сдавать детей отцу-матери, а самому идти домой, своими делами заниматься. Отвечают за внуков их родители. А дед вполне может относиться к внукам так, как относился к своим детям Иван Северьяныч у Лескова в «Очарованном страннике»: «Да ведь как их ласкать?…по головке его рукой поведешь, погладишь и скажешь ему: «Ступай к матери»…» Увлечься внуками Петр Серафимович не старался.

И вот сидящего за столом на кухне ранним утром в трусах и в майке Петра Серафимовича вывел из задумчивости телефонный звонок. Плачущий голос сказал.

— Петя, милый, это — Астра Закурдаева. Сегодня ночью из-за меня умер Юрочка. Кристиночка спит. Я не знаю, что мне делать…

Жена Петра Серафимовича Галина Петровна и Астра Павловна Закурдаева, вдова Юрия Иннокентьевича, прогуливались вдоль моря. Шли они по плотному, как будто утрамбованному мокрому песку. «Летний» песочек на всю осень, зиму и весну бульдозеры сгребали в большой вал, разделявший легкие пляжные строения и море. Через каждые несколько сотен метров в песчаном валу устраивали проход, чтобы внесезонные отдыхающие могли пройти с набережной к морю. Теперь, с началом сезона, песок снова распределили по прибрежной полосе, превратив песчаный вал, похожий на детскую «крепость», в пляж.

Внучка Астры Павловны и внук Галины Петровны бегали босые по песку, забегали в нехолодное уже море и не смотрели на бабушек. Галина Петровна шла, спокойно слушала Астру Павловну и поглядывала на детей. Дети играли хорошо, вмешательства не требовалось. А Астра тараторила без умолку. «Юра, пока был жив, не разрешал жене много разговаривать, вот она теперь наверстывает», — подумала Галина Петровна. Такие колкости она допускала только «про себя», а вслух была с Астрой Павловной любезна и предупредительна. Галина Петровна полагала, что раз согласилась поехать с Астрой и ее невыносимо разбалованной внучкой, то две недели должна держаться, не бунтовать, не воспитывать ни Астру, ни Кристину. Хотя иногда у Галины Петровны «язык чесался», так хотелось сообщить Астре Павловне азы домашней педагогики, а рука тянулась к ремню, потому что выслушивать грубости маленькой девочки было унизительно. Ладно, две недели потерпит. Заодно и своего внука подержит у моря, раз сама поехала по просьбе мужа, чтобы отвлечь Астру от грустных мыслей.

Астра Павловна впервые со дня смерти Юрия Иннокентьевича чувствовала себя хорошо. Ее согревало теплое солнце, около нее была заботливая и внимательная подруга, ноги шлепали по ласковому морю, в котором ей было холодно еще купаться, особенно заходить в воду, но ноги мочить было очень приятно. И то, что Кристиночка играла с мальчиком, не окликала ее каждую минуту: «Бабушка, бабушка…», позволило ей отвлечься, раскрепоститься, не думать о своей вине, о том, что жизнь кончена, почувствовать себя немного свободной… «Как же, однако, изматывает это непрерывное “бабушка, бабушка”», — впервые подумала бабушка. И Астра Павловна говорила, говорила…

— Тебе, наверное, кажется, что я очень балую Кристиночку. Я и сама это замечаю… Но я возьму себя в руки, пусть пройдет немного времени. Ты ведь знаешь, пяти месяцев еще нет, как скончался Юрий Иннокентьевич… Тот, кто балует детей, ленивый человек. Такой воспитатель не заботится о ребенке, о его будущем. Пока ребенок маленький, легче ему потакать во всем, ничего не требовать, ничему не учить, терпеть грубость и неблагодарность. А потом человечку тяжело придется во взрослой жизни.

«Ну, надо же! — внутренне возмутилась Галина Петровна. — Астра все так хорошо понимает, так здорово излагает, хоть записывай. Что ж она внучку свою распустила до последней степени?!»

Астра Павловна продолжала.

— Я своих дочерей достаточно строго воспитывала. И девочки получились хорошие. Я и приемную дочь сумела приручить. А ведь она мне досталась в тринадцатилетнем возрасте, а мне было двадцать три. Близкими людьми стали, до сих пор с ней дружим. Отношения у нас такие, скажем, какие бывают у молодой тетки и любимой племянницы. Вот и судите! Не такая уж я дура…

У Юрия Иннокентьевича, ты знаешь, первая жена утонула. Мастер спорта была по плаванью, а утонула. В море, недалеко от Туапсе. Он горевал очень. Но еще больше растерялся, ведь он знал только свою работу, был уже начальником и главным конструктором, и хотели его поставить директором другого предприятия. На том предприятии уже три года исполняющий обязанности руководил, но его, того человека, не утверждали, искали более подходящего. Вот Юрочке и предложили. Пошли согласования, беседы в ЦК, в министерстве, в райкоме партии. А тут такое горе. Он что-то резкое сказал в райкоме, и райком не поддержал, сказал, что человек в таком состоянии не справится. Юра потом все равно директором стал. Через пять лет новая тематика открылась, помните, ПРО, ассиметричный вариант, Рейган, Горбачев, звездные войны. Юрий Иннокентьевич по этой тематике новый институт организовал, стал там директором и главным конструктором. Потом его сделали генеральным конструктором. Регалий было много: лауреат Ленинской и Государственных премий СССР и России, доктор наук, профессор, генеральный конструктор, директор, другие еще титулы. Когда мы поженились, он был еще кандидат наук, лауреат Государственной премии.

Вся семья, конечно, Юрочкиными интересами жила, чтобы папе помочь, чтобы папа поработал, чтобы папа отдохнул. Девчонки учились хорошо: не дай Бог папу огорчить четверкой или замечанием в дневнике.

Я работу бросила. Первый год еще работала, а потом, как Танечка родилась, ушла в декретный отпуск и уже не возвращалась. Потом Люся родилась, а Тамара, старшая, приемная дочь, школу кончала. У всех в ее классе репетиторы были, у Тамары — нет, папа не разрешал. Я сама с ней занималась.

А главное — за мужем ухаживала. У него всякие привычки были. Ничего особенного, но если не по его, то раздражался. Ну, там, щи, чтобы огневые. Две минуты постояли, уже ему кажется, что остыли, чай тоже. А яблоки, наоборот, из холодильника любил. Творог ел домашний, я делала из молока и кефира. Но стоит не уследить при готовке, он отодвинет, не станет есть, «вареный», говорит. Обижался. Костюмы любил новые, с иголочки, а в магазин Юру не вытащишь, сама покупала костюмы, без него. И брюки чтобы только я гладила, он меня сам учил мужские брюки гладить. Уже домработница была. Он один раз увидел, что она его брюки гладит, расстроился. Два раза сам гладил, профессор мой ненаглядный.

В общем, ты понимаешь, хватало мне хлопот. Потом девчонки замуж повыходили. Старшие неплохо. Мужья приличные, заботливые. И нашу помощь ценили. А младшая Люся уже в новые времена такого балбеса нашла! Ничего не делает. Лежит на диване и телевизор смотрит, или с компьютером в «Косынку» играет. Тридцать лет, а уже обрюзгший какой-то. Кристиночка родилась, так он, папа молодой, по-моему, даже головы не повернул. Люся работает на двух работах, а он дома сидит, но чтобы ребенка забрал из детского сада, так нужно час объяснять, куда пойти, что сказать, куда отвести. Я его тормошу, а он отвечает: «Каждый человек должен свой путь в жизни найти!». И продолжает на диване лежать.