Не совсем мой, не совсем твоя - Татьяна Воронцова

– Значит, ты живешь у Георгия? Но почему у него? Почему не у меня?

Ник смотрит на нее так долго и пристально, что у нее начинает щипать в глазах. Еще не хватало разреветься здесь, на глазах у всего честного народа.

– А ты хочешь, чтобы я жил у тебя?

– Да, хочу.

– Ну, – говорит он, еле шевеля губами, – так позови меня.

И слезы начинают капать ей на тарелку вопреки твердому намерению держать себя в руках.

* * *

Ксения читает при свете ночника. Читает, пока веки не наливаются свинцовой тяжестью. Перед глазами сгущается пелена, тетрадка падает на одеяло, и сил хватает только на то, чтобы протянуть руку и щелкнуть выключателем. Спать, спать… И вот тут начинается самое интересное. Лежа под одеялом рядом со спящим как младенец Ником, в комнате, погруженной в тишину и темноту, она с досадой обнаруживает, что сна ни в одном глазу. Что за ерунда? Казалось бы, насыщенный рабочий день, четыре заказа, бесконечные телефонные звонки; по дороге домой – продовольственный магазин; дома – приготовление ужина для себя и для голодного мужчины, не говоря уж о голодных домашних хищниках. Какая уж тут бессонница! А вот такая, самая что ни есть обыкновенная, со всеми классическими симптомами: матрас неудобный, подушка душная…

Справедливости ради следует сказать, что голодный мужчина внес свою лепту в приготовление ужина: вымыл овощи для салата и достал из шкафчика сковородку. Но конечно, начистить кастрюлю картошки с недействующей правой рукой ему оказалось не под силу. Зато он успел побывать в офисе, переделать там кучу дел, сбросить на флэшку всю необходимую для работы информацию и остаток дня провел за компьютером Ксении, устанавливая на него различные специальные программы: AutoCAD, 3 D-Max и так далее.

Его машину после долгих мытарств удалось-таки пристроить на охраняемую стоянку в десяти минутах ходьбы от дома, его штаны и рубашки – распихать по шкафам. Затем обрадовать родителей, затем… одним словом, ни минуты покоя.

Ник оказался человеком тихим, покладистым и уютным. Приятное удивление вызывала его аккуратность в быту. За неделю в Париже у нее в общем-то была возможность в этом убедиться, но, говорила она себе, гостиничный номер – это гостиничный номер, туда, строго говоря, приходишь только переночевать, к тому же регулярно наведывается горничная с мокрой тряпкой, в то время как городская квартира целиком на совести обитателей.

Ник вел себя образцово. Он мог разбросать по всей комнате коробочки от дисков, кабели, разъемы и прочую компьютерную дребедень, но его обувь после возвращения домой неизменно водворялась на одну и ту же полочку двухъярусной обувницы из магазина «IКЕА», с зубьев поселившейся в ванной комнате расчески никогда не свисали выпавшие волосинки, а уж оставить после себя немытую посуду для него было так же невозможно, как не спустить воду в унитазе.

«Да ты ни с кем не сможешь жить семьей! – смеялась Вера. – Нет такого человека, который отвечал бы всем твоим требованиям и при этом любил тебя всем сердцем и всей душой, даже не помышляя о том, чтобы выдвинуть встречный ультиматум». Получается, Верочка, ты была не права. Такой человек есть. И он тут, совсем рядом.

Свернувшись калачиком на левом боку, Ксения смотрит на темноволосый затылок Ника, слушает его ровное дыхание и вспоминает строки из коричневой тетради.

Кляну промозглый рассвет,

Гоню его от окна.

Рассвету здесь места нет,

Сегодня я не одна.

Сегодня мой царь со мной —

Впервые за много дней.

Сегодня он только мой,

Я – страж погасших огней.

Никаких дополнительных подробностей он ей не сообщил. Чего теперь следует ждать от Илоны? Если она такая крутая…

Ксения закрывает глаза, и перед ней возникает картина: Ник со спортивной сумкой через плечо и некий загадочный персонаж с белым пятном вместо лица, пробующий его остановить. Загадочный, потому что она никак не может понять, что заставляет его принимать столь деятельное участие в судьбе Илоны. Пусть водитель. Пусть телохранитель. Но не отец же он ей, в конце-то концов! И не джинн из бутылки, готовый исполнить любое ее желание. Кожаные перчатки без пальцев… наручники… Боже милостивый!

Спи, ибо только здесь

Ты можешь спокойно спать.

Забудь, чей ты муж, кто ты есть.

Спи, я умею ждать.

Других не помню имен,

Люблю – как живу, как дышу.

Храню твой недолгий сон

И большего не прошу.

Бессменная ночь без сна,

Бессонный дозор ночной…

Сегодня я не одна —

Сегодня мой царь со мной.

Ксения пробует представить Ника с пистолетом в левой руке. Ника, нажимающего на курок. Застывшее лицо, холодные глаза. Хэнк сказал… целься в коленную чашечку… я так и сделал. Позже она вернулась к этому эпизоду: «Не могу поверить, что ты стрелял в человека. Ладно бы он – но ты!..» Ник не рассердился, как можно было предположить, а проявил сдержанное любопытство: «По-твоему, на это способны только злодеи?» – «Нет, наверное… то есть при определенных обстоятельствах… Но ведь нормальному человеку нелегко на это решиться, правда?» На этот вопрос он ответил вопросом: «А почему ты считаешь меня нормальным?» И она умолкла в замешательстве. Действительно, почему?..

Чудно, что после всего этого криминала с сексуальным подтекстом Илона позвонила Нику на мобильный и обвинила его во всех смертных грехах. Дескать, никто не собирался причинять ему никакого вреда, он просто обкурился, это было видно невооруженным глазом, и сошел с винта, а бедный Борис между тем в ЦИТО и неизвестно, когда оттуда выйдет… Она визжала, как недорезанный поросенок, не давая Нику вставить ни слова, и в конце разговора ясно дала понять, что за все свои художества он заслуживает самого сурового наказания.

«Наказание» – именно так называет само себя мщение: с помощью лживого слова оно притворяется чистой совестью.[17]

По лицу Ника было видно, что ничего другого он и не ждал. «И что теперь? – с тревогой спросила Ксения, когда, устав от всей этой гадости, он попросту отключил телефон. – Как ты думаешь, что она может сделать?» – «Не знаю, – был ответ. – И стараюсь об этом не думать. Какой смысл отравлять себе жизнь?» Так-то оно так, но не думать совсем у нее не очень получалось, а думать о чем-то другом мешали бинты на его правой руке. Спасала только работа (за всеми консультациями и оформлением заказов день на выставочном стенде пролетал как час) да мелкие будничные дела, которых в связи с переменой социального статуса стало значительно больше.

Полуденное солнце, бьющее прямо в окна, вынудило их задернуть шторы, и в комнате воцарился приятный медово-золотистый полумрак. Лежа на великолепном ширазском ковре теплых, умиротворяющих оттенков, Хэнк покуривал обычную, без травы, сигарету и слушал рассказ про бедного Бориса.