Армагеддон был вчера - Андрей Валентинов

— Ну да! — гость явно удивился. — У меня кандидатская по античной мифологии, а д-докторская — по индо-арийской. Я, правда, доктор не наш, американский, у нас сейчас в совет лучше не соваться.

Ничего, ничего… Посчитаем до десяти. Что-то часто приходится этим заниматься!

— А как вам, позвольте спросить, обрисовали ваше задание? В смысле, э-э-э, работу?

Изумленный взгляд серых глаз. Да, глаза что надо, век бы смотрела, не отворачивалась…

— Но… Мне объяснили, что фонд Сороса открыл н-не-сколько новых тем, в том числе по кризисным культам, на примере вашего города. Д-действительно, материал уникальный! Я подал заявку, и вот… Мне сказали, что здесь есть два специалиста: вы и г-господин Молитвин…

«А вот те два!» — подумал Мюллер. Если все это — шутка Девятого, то она явно удалась.

— А что вы понимаете под кризисными культами, Игорь? «Что такое?» — спрашивать нельзя. Все-таки я — тоже «специалист».

— Хороший вопрос! — краешки ярких губ дрогнули. — В т-точку! Я понимаю так: к-кризисные культы возникают в экстремальных условиях, когда об-бычная система ценностей перестает существовать или становится непродуктивной. Вот, например, культ «карго»…

Узнавать о культе «карго» было интересно (надо же, грузовозам поклонялись!); а еще приятнее было просто слушать его голос. Негромкий, теплый… И вдруг я начала понимать: случилось кое-что пострашнее приезда наивного фольклориста в наш Ад. Я встретила свежего человека. Симпатичного человека. Умного. Не «сотрудника», не жорика, не наркомана… Окстись, Девка, с ума не сходи!

— К тому же, как я выяснил, у вас этим д-давно занимаются. Начали еще до в-всего этого ужаса. Здесь работал Институт Прикладной Мифологии… наверное, с-слыхали?

Слыхала! Ох, слыхала! НИИПриМ, он же — № 7. Тот самый, где рвануло. Лаборатория МИР, до которой еще никто не смог докопаться. Ни в переносном смысле, ни в прямом. Кратер — метров двести в диаметре. До сих пор трава не растет…

— Ведь господин Молитвин — из лаборатории МИР, если я не ошибаюсь? Это зд-дорово, у нас думали, что там все погибли! Вы знаете, портрет Иеронима Павловича — это б-было первое, что я увидел, когда впервые зашел к нам на кафедру. То есть на мою будущую к-кафедру…

…Представилось: пропитая рожа угрюмо глядит из золоченой рамы. В деснице вобла, в шуйце — початая бутылка пива.

— Хорошо! — легко согласилась я. — Как только господин Молитвин появится, я вас немедленно познакомлю. А может, все-таки по пятьдесят грамм? «Арарата»?

К сердцу мужчины надо добираться через желудок. А через рюмку куда? Ой, дура ты, Эрка, дура!

Коньяк тяжело плескался в граненом хрустале. Игорь вздохнул, вновь развел руками:

— Н-ну разве что за погибель теории Семенова-Зусера. Да расточатся врази!

С большим удовольствием я хлебнула бы за, знакомство, но… И это годится.

— Аминь!

Чокаться не стали. Я вдруг представила старую накрашенную бабу, тянущуюся с рюмкой через стол… Бр-р-р!

— Значит, думаете опровергнуть Основную теорию? Приятно поддерживать светский разговор. Два ученых мужа… То есть не совсем, но где-то рядом.

— Мечтаю! — на сей раз он не улыбался. — Из-за этой к-клятой теории мне, собственно, и докторскую в Минске зарезали. Авось наберу материала…

И тут я поняла. Он ничего не видел. Ни-че-го! Для него Объект — что-то вроде индо-арьев. Кентавра ему продемонстрировать, что ли? Нет, не заметит, нужно пару дней…

— Хотите, фокус покажу? Прямо сейчас?

Я огляделась по сторонам. Стекло разбить? Еще за буйную посчитает! Взгляд скользнул по брошенной на диван сумочке. Ага!

Я достала помаду, и мы прошествовали на кухню. Игорь с интересом поглядел на желтые разводы по потолку — неизбежные последствия недавнего потопа. Ну, про это потом…

— Помада, — начала я не без торжественности. — Она мажется.

Для убедительности я провела черту прямо по кафелю. Игорь задумался, затем кивнул:

— Согласен. Это — п-помада. Она материальна, и она оставляет след.

— А теперь вы. Изобразите что-нибудь.

На миг он заколебался, но затем в серых глазах сверкнул вызов. Приняв из моих рук инструмент, Игорь провел рукой резкую неровную линию. Раз! Волнистая черта. Два! Что-то треугольное… Да это же парус! Неплохо!

…Почему-то сразу вспомнился морской берег. Серый песок, теплые волны, ее рука — в моей руке…

Я вздохнула. Хватит, не сейчас.

— Итак, что вы сделали, Игорь?

Он усмехнулся, взглянул на рисунок.

— В-вероятно, слегка нашкодил.

— Совершенно верно.

Теперь в святцы! Нет, не стоит, случай простой, святые могут спать спокойно.

Я достала булочку и обильно покрошила на подоконник. Затем в восточный угол. А после — у порога. Достаточно? Вполне.

Игорь с интересом следил за моими пассами. Под занавес одобрительно хмыкнул:

— Насколько п-понимаю, домовой?

Я кивнула, быстро прочитала про себя простенькое заклятье. Как это Евсеич учил? «Сусидко, сусидко, надто в хате брыдко, тобиярада, прыбраты надо…» Вызубрила!

Теперь считаем. (Опять считаем!) Раз, два… десять…

— Прошу!

Рисунок уже исчезал — бледнел, таял, оставляя легкий розовый след. Вот и он пропал.

Игорь внезапно стал серьезным, быстро коснулся пальцем стены…

— Вп-печатляет!

— Могу исчезника вызвать, — гордо сообщила я. — Для этого манка нужна. Только исчезники шипят, когда незнакомого человека видят. И с собой утащить могут.

Мы вернулись в комнату, Игорь поглядел на бутылку, протянул руку.

— Нет, не стоит. Хотя опыт, я в-вам скажу, хорош! Семенова бы сюда! Ковалевского уже не убедишь — п-помер. Между прочим, первые т-такие опыты стали проводить именно в НИИПриМе. П-правда, если верить легенде, там начали с телевизора…

— В институте мифологии? — поразилась я. — Игорь, Институт № 7 — оборонный объект! То есть был, конечно. Название — для прикрытия, понимаете?

Я вовремя укусила себя за кончик болтливого языка и заткнулась. Игорь бросил на меня удивленный взгляд (не смотри, сероглазый, не надо!), пожал плечами:

— Об-боронный? Ну конечно, можно вызвать д-джинна, засадить в бутылку из-под пива и швырнуть в суп-постатов… Нет! Это был именно Институт Прикладной Мифологии! МИР — собственно, «М-миф и реальность»; или, по другой версии, «Мифологическая реальность». В том-то и дело! И г-господин Молитвин был один из тех, кто первым, так сказать, п-пробил брешь. Ему сейчас нельзя позвонить? Жажду з-знакомства!