«Сон Водолея… наивная история» - Александр Александрович Куриленко

тонким миром так же велика, как разница между булыжником и человеческим переживанием, эмоцией. Именно эмоциональное многообразие оттенков человеческих переживаний и является основой тонкой, в своей бесконечной неповторимости и непохожести, и, поэтому, мощной и устойчивой энергии Всемирного Разума или Божественной энергии, как вам будет угодно называть. Ради переживаний человек и помещен в этот, отчасти враждебный, земной мир, где даже сами люди враждебны друг другу».

«Поэтому межпланетное, тем более межзвездное общение не предусмотрено, чтобы зараза с одной грядки не попала на другую и не погубила бы урожай».

«Когда женщина хочет, чтобы мужчина ради нее стал тварью, а мужчина хочет, чтобы женщина разделила его жизнь, происходит катастрофа».

И всё.

Очевидно было, что последняя фраза явно не имела отношения к вышеизложенному и, похоже, являла собой крик человеческой души автора по поводу его личной жизни. Правда, в самом низу последнего исписанного листа стояла короткая запись, слово «экзамен» и семь цифр «23.12.201», но дальше лист был съеден.

Юрий продолжал лежать, раскинувшись на кровати, в полутёмной комнате. Ему стало совершенно ясно, что «крыша у него поехала» именно тогда на чердаке, когда он прочитал эту странную тетрадку, видимо совершенно случайно попавшую в этот дом, поскольку его обитатели никогда не высказывали ничего даже отделено напоминавшего её содержание. Да, «крыша поехала» на чердаке, оригинально! Не явно конечно, это проявилось, но подспудно процесс шёл, провоцируя задавать себе и людям идиотские вопросы о смысле жизни, вместо того, чтобы просто жить, есть, пить и трахаться. Оттого и одиночество, философ хренов!

Окунувшись в перечитанное, Апранин вспомнил беседы и споры с рыжим профессором, загрузившим его «по самые уши». Но вот фокус, теперь это уже не казалось отвлеченной химерой.

Что-то подсказывало ему реальность прочитанного и услышанного от Марка Александровича и, более того, он снова чувствовал, что очень скоро все увидит сам.

Мысль эта, в другое время жутковатая, теперь и вовсе не показалась ему страшной и, разглядывая мишек на стенке, он даже удивился своему спокойствию и снова провёл рукой по ворсистой поверхности…

Просто… Все оказалось очень просто…

В плену дорог судьба блуждала,

Сбивая в кровь обрывки лет.

В ошибках путался сюжет

Веселой жизни молодой.

Не ладит молодость с бедой!

Какой же в целом пройден путь -

Да просто пару раз шагнуть!

Честно скажу, в чем дело – неизвестно.

К земле склоняется усталость,

И реже взор летит наверх.

И так не радует успех,

Как в миг, когда он был далек.

Летел на пламя мотылек

С бравадой глупой и слепой,

Как я когда-то молодой!

Грустно, что сердце есть, а в сердце пусто.

Простым мотором оказалось

То, что мешало раньше спать.

Мешало красть, мешало лгать,

Болело сладко и рвалось

К любви, и мучилось. И злость

С досадой смешивает кровь,

Чтобы гонять по кругу вновь!

Вечность – твоя награда за беспечность,

Что не считал свои потери,

А счастье не ценил рублем,

И не был крепостью твой дом,

Не отводил от нищих глаз,

Любил всегда, как в первый раз!

И был прекрасен этот путь,

Не просто пару раз шагнуть!

Просто, все оказалось очень просто…

Все окружавшие его предметы были знакомы с самого детства. Они связывали Юрия с собой бесчисленными воспоминаниями о самых близких и родных людях, а в этом зеркале, которое было даже старше его, запечатлелась практически вся их жизнь.

Зеркало

Внезапно резкая, как удар ножа, тоскливая и безысходная волна удушающего одиночества захлестнула горло, и слезы покатились по шершавой щеке его в ухо и в подушку. Апранин почувствовал, что какая-то когтиста лапа медленно, но неотступно сдавила его внутри так, что он хотел закричать или приподняться, и не смог сделать этого…

Он долго лежал не в силах пошевелиться, пока, наконец, не провалился в мягкую теплую пустоту. Глаза его почти закрылись, и он будто бы уснул.

Однако сознание вернулось. Юрий продолжал лежать, не шевелясь, всё ещё не веря, что боль ушла насовсем, потом осторожно встал и, на удивление легко пройдя через лунное пятно на полу, оказался перед зеркалом, в котором увидел отражение пустой комнаты. Протянутая к зеркальному стеклу рука прошла в пустоту, и, в нерешительности, мгновение помедлив, он шагнул вперёд.

Сколько времени прошло и который теперь был час, он не знал. Оказавшись в другой комнате, он хотел повернуться и посмотреть назад, но ноги сами вывели его на крыльцо.

Что-то тащило его на улицу, к реке, туда, к тем местам, где прошло его детство, и тут вдруг он ясно осознал, что больше не вернется сюда никогда.

Апранин шел спокойным и уверенным шагом по переулку, спускающемуся в зеленый ивняк, и серебристые вязы обрамляли дорогу. Старый дом его, с посеребренной крышей, оставленный своим последним обитателем, остался позади, и теперь слепыми темными окнами обречённо смотрел на мир и был похож на огромный склеп.

Самым удивительным оказалось то, что всё, окружавшее его, было лишено каких бы то ни было изъянов и дефектов. Дорожка не была размыта ручьями как всегда, и на ней не было мусора. Она была ровной и светилась желтоватым песком в обрамлении тёмно-изумрудной травы. Дома были как нарисованные на лаковых шкатулках, разноцветные, с весёлыми резными наличниками и калитками. Даже забор из старых, растрескавшихся и корявых досок, сиял каким-то внутренним серебристо-зеленым светом. Предметы как бы отражали или, точнее, выражали свою сущность по предназначению и первоначальному замыслу.

Луна светила Юрию в спину и ни ветерка, ни звука, ни движения не было в полночной природе сейчас. Запахи свежей ночной зелени буйствовали и закипали в хрустальном воздухе не меньше, чем лунная пена, струящаяся по глянцевым листьям.

Внезапно кусты расступились и прохладная водная гладь, поднявшись из темноты, отразила черно-синий бархат высокого летнего неба с огромными немигающими светилами. Создалось ощущение, что он в центре Вселенной, между двух звёздных сфер, внизу и вверху, и звезды вокруг! Он ступил в воду, но нога заскользила над её поверхностью, и он зашагал по отраженным звездным россыпям, пока не достиг противоположного пологого берега, в глубине которого приветливо мерцал оранжевый огонёк костра.

Ноги утопали в невысокой и уже остывшей от дневной жары траве, но роса ещё не выпала. Через короткое время Апранин уже сидел у огня и с удивлением думал: кто же развёл его ночью на лугу и для чего? Он поймал себя на мысли, что уже видел всё это. Ну конечно же видел, и кто-то тогда что-то сказал ему очень важное,