Кто такая Даша? - Нина Резун

раз мы заговорили о договоре, то надо бы продолжить тему. И пока он на расстоянии и не может до меня дотронуться, самое время расставить точки над i.

– Роман Викторович, – снова устремляя взгляд в зеркало, сказала я, – на днях я перечитала договор. В нем нет речи ни о каком продлении его действия из-за больничного или отпуска.

Шеф быстро стрельнул в меня взглядом и вновь направил его на дорогу.

– Нет? – как бы удивляясь, сказал он. – Странно. Я считал, я его добавил.

Что это было? Блеф? Он думал, я не буду перечитывать договор? Зачем он это придумал? Неужели и правда не хочет меня отпускать и ищет повод, чтобы удержать?

– Роман Викторович, тогда я думаю нам…

– Лера, – перебивает он, – поезжай в отпуск, отдохни. А потом приедешь, и мы поговорим.

Он как будто бы догадался, что я хочу прекратить наши отношения, и я услышала в его голосе решимость это предотвратить. Но по-прежнему не понимала, почему.

Но неожиданно мелькнула дерзкая мысль, и сердце быстрее застучало в груди. А если он влюбился в меня и хочет развестись? И все его приступы ревности, и последние встречи с поцелуями словно бы подтверждали ее.

Но я быстро отринула это предположение. Сомнительно, чтобы из всей вереницы его женщин, я оказалась особенной, и он захотел все бросить ради меня. Нет, он не тот человек. И я не особенная.

И по итогу я признала его маньяком, которому нравится чувствовать надо мной власть и упиваться ее плодами. Только этим все и объясняется.

Я не ответила ему, и остаток пути мы проехали молча.

Жерар сидел в зале и смотрел телевизор. Или создавал видимость просмотра. Он проигнорировал мое приветствие и даже не поднял на меня глаза, когда я вошла.

На мольберте был новый рисунок, и он немного меня обеспокоил. Грозовое небо, дождь и слякоть. И одна одинокая фигура, бредущая по этой непогоде в невидимую даль. Мужская. Что он хотел этим сказать?

Я села около Жерара на диван и прижалась к его плечу.

– Ты обиделся? Прости меня.

– С чего мне обижаться? Ты взрослая девушка, и сама знаешь, как тебе жить.

– Давай уедем, Жерар, – неожиданно – даже для самой себя – сказала я.

Он перевел на меня удивленный взгляд.

– Не понял. В каком плане? Мы и так едем в Питер на лечение.

– Нет, я не об этом. Насовсем. В другой город.

Жерар отклонился, сдвинул брови и еще внимательнее воззрился на меня.

– Все равно не понимаю, – сказал он.

– Давай продадим здесь квартиру и начнем все с начала в другом городе. Ты и я, вдвоем.

– И куда ты хочешь уехать?

– В тот же самый Питер, например. Пока ты будешь лечиться, я бы могла присмотреть для нас жилье. Где-нибудь на окраине, где нам хватит денег на покупку.

– И тебе не жалко здесь все оставить?

– А что мы тут оставим? Только могилы родных. Но мы сможем сюда приезжать, когда будет такая возможность. Что нас еще здесь держит?

– А как же твой Роман Викторович?

Я откинулась на диван и уставилась в телевизор. Но не видела, что там показывали.

– Он не мой, Жерар. И никогда не будет моим. Он не собирается разводиться. Я все придумала, чтобы успокоить тебя. Я не смогу прекратить эту связь, если останусь здесь. Когда он рядом, я становлюсь сама не своя. Я хочу уехать. – Жерар прижал меня к себе, и невольно слезы покатились из моих глаз. – Нам обоим будет лучше начать все заново на новом месте. Никаких воспоминаний, никаких соблазнов, все с чистого листа. Там мы поступим в какие-нибудь учебные заведения, там будем работать. И у нас будет свое жилье.

– Если ты так хочешь, я согласен. Мне здесь терять нечего.

Он погладил меня по голове, и мне стало так уютно и тепло в его объятьях, как не было уже давно. Как хорошо, что он у меня есть, и есть возможность не чувствовать себя одинокой и никому не нужной. Вместе мы со всем справимся.

– Что ты рисовал, Жерар? – шмыгая носом, спросила я.

– Да так, смотрел кино, и набросал оттуда сцену. Чуточку от себя добавил.

– Молнии?

– Как ты догадалась?

– По тому настроению, каким ты меня отчитывал по телефону.

– Я переживаю за тебя. И мне стыдно, что вместо того, чтобы как старшему брату заботиться о тебе, я сам стал для тебя обузой и толкнул на эту порочную связь.

– Не говори так, Жерар. Ты не был обузой. Ты мой брат, и я не могла поступить иначе.

– Спасибо тебе, сестренка. Я этого никогда не забуду.

В воскресение я позвонила Артему и попросила его отвезти меня на кладбище. Оно находилось в стороне от города и добраться до мест захоронения родителей и бабушки без машины довольно затруднительно. Можно, конечно, и на такси, но тогда бы пришлось платить за ожидание, потому что обратное такси «в городе мертвых» тебя просто не найдет.

Жерар не понимал моего желания ехать на кладбище посреди зимы. Тем более не в поминальный день, а день рождения, который после смерти потерял свой смысл. Но я все равно хотела навестить могилы, потому что в свете принятого нами решения о переезде, следующее выезд к родным случится не скоро.

Кроме того, Жерар заподозрил, что кладбище лишь прикрытие, и на самом деле я собираюсь снова встретиться со своим шефом. И чтобы его в этом переубедить я стала настаивать на том, чтобы он поехал со мной. Но он отказался, и я поехала одна.

По дороге мы разговаривали с Артемом о его маме, которая находилась в немецкой клинике и проходила дополнительные обследования. Немецкая сторона приняла ее радушно, весь персонал был с ней приветлив и обходителен, и она как будто бы стала чувствовать себя лучше. Рядом с ней находилась сестра Артема, и она подтверждала положительное влияние климата клиники на здоровье мамы. Эти новости порадовали меня, и я поверила, что у мамы Артема есть будущее.

Когда мы добрались до места, я просила Артема оставаться в машине. Мои родные были похоронены в одном месте, и я хотела побыть с ними наедине. Но он, заметив, как запорошило снегом могилы, все-таки вызвался помочь мне их расчистить. Он взял из машины щетку, которой чистил машину после снегопада, и принялся ею смахивать снег с крестов.

А я стала обрывать торчащую их-под снега траву. Благо, что была в рукавицах и руки не ранились.

Вместе с тем я рассказала Артему,