Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943-1945 гг - Евгений Фокин

Огонь артиллерии вселяет надежду, уверенность в то, что о нас помнят. Это удесятеряет силы обороняющихся. Ближе к вечеру разведчики Култаева и саперы Лантуха совершили отчаянный бросок и вскоре после короткой и яростной схватки захватили кирпичное здание конторы в Зимовском саду. Теперь подразделения отряда вплотную подошли к плотине и по правому берегу. В этом бою особенно отличился старшина Горбунов, которому удалось уничтожить расчет вражеского пулемета, особенно мешавшего своим огнем продвижению наших подразделений в сторону КРЭС.

А разведчики Дышинского по-прежнему имитируют атаки, делая короткие броски в сторону шлюзов и снова возвращаясь на исходные позиции. Немцы, по-видимому, окончательно убедились, что взорвать плотину с помощью подрывной машинки им не удастся. Теперь они, с одной стороны, пытаются уничтожить подразделения отряда, находящиеся на правом берегу, а с другой — не считаясь с потерями, лишь бы взорвать саму плотину, идут напролом, беспрерывно обстреливая район, прилегающий к плотине и поселку Стахановскому.

…Еще с утра Зайцев с друзьями заметили троих немцев, которые скрытно подбирались к плотине, волоча за собой ящики с толом. Их дружно обстреляли, и они уткнулись в снег и больше не поднялись. Еще вчера противник не подпускал нас к шлюзам, теперь — мы его. К вечеру во взвод разведки пришел приказ о переброске нас на правый берег. Посчитали оставшихся в живых. Оказалось, что и перебираться-то некому. Канаев, ранее бывший связным при Шурупове, теперь стал нашим взводным. Он собрал одиннадцать человек. Это все, что осталось от боеспособного взвода за два дня боев… Остальные погибли или ранены.

Перед сумерками, когда последний кровянистый отблеск зари утонул в реке, а впереди бледно-желтыми пятнами поднимались ракеты, наша группа без потерь перебралась через Саксагань и примкнула к группе Нефедова, где взвод Култаева занимал оборону в крайнем от плотины домике, в здании Водобура.

Положение отряда оставалось по-прежнему критическим. К тому же было много тяжелораненых. Будь в отряде квалифицированный врач или опытный фельдшер, возможно, они могли бы оказать более существенную помощь, чем только наши повязки. Но таких людей не было. То ли при формировании в спешке забыли, то ли посчитали их присутствие излишеством. Раненые стонали, просили пить, звали на помощь. Раненые были в каждом доме. Перед нашим приходом командование отряда обратилось к ним с просьбой — кто может держать оружие, стать в строй. Это относилось и к бойцам с серьезными ранениями. И они откликнулись. В окровавленных бинтах, суровые и молчаливые, выползали из укрытий и занимали указанные им места — у окон, дверей. Кто мог — стрелял, кто не мог — снаряжал автоматные диски, ввертывал запалы в гранаты. Самообладание, их желание выполнить поставленную задачу рождало неслыханную стойкость, на грани человеческих сил. И они жили, боролись.

Лица раненых озабочены, неподвижны. В такой ситуации хуже всего тяжелораненым, находящимся без движения, которые чувствуют полную беспомощность. По себе знаю — в таком положении почему-то особенно хочется жить, до предела обостряется чувство жизни и охватывает отчаяние от своей беспомощности, что не можешь действовать вместе с товарищами.

Картина, которую мы увидели, была удручающей: масса раненых и трупы — наши и немцы — где порознь, где вместе, как тяжелые снопы на жнивье, навеки застывшие в судорожных объятиях смертельного поединка. Легкораненые не покидали боевых позиций и вели бой наравне со всеми. Теперь каждый автомат ценился на вес золота. Пробравшись в крайний от плотины дом, мы подавленно смотрели на истерзанное, теперь грязно-серое поле боя. На нем валялись трупы немцев. Их много чернело на снегу. Некоторые ползали, просили о помощи. Но до них ли было!

Дом полон раненых. Еще недавно они были полны сил и дрались с врагом. А теперь между ними снует наш санинструктор Девяткин.

Здесь мы узнали следующее. Убедившись в том, что электрозаряды обезврежены, враг пытался произвести взрыв шлюзов плотины огневым способом, что и предвидело наше командование. Не добившись успеха, противник пошел на крайний шаг — к плотине на полной скорости прорвалась грузовая автомашина. Из нее выскочили семь саперов, каждый из которых нес по ящику тола с вмонтированными в них бикфордовыми шнурами. Но в канаве около плотины находилась посланная заранее предусмотрительным лейтенантом Голубчиком группа Н. Лантуха. Немцы, не успев пробежать и двадцати шагов, были перебиты. Время шло. Сизые сумерки старались торопливо прикрыть поселок и реку. Но не тут-то было. В небе по-прежнему рвались ракеты, и стали более отчетливо видны ослепительные спицы пулеметных очередей.

Вначале казалось, что волосы под шапкой встают дыбом и начинают шевелиться. Такое редко бывает. Даже при разведке боем. «Когда же все это кончится?» — мучительно думал я, хотя и знал, что весь этот ужас еще надолго.

Подбегаем к зданию, Култаев на ходу указывает нам места размещения. Быстро приспосабливаем их для обороны. Мне досталось место за углом дома. Лихорадочно осматриваюсь по сторонам — рядом куча битого кирпича, обломки забора и другой материал. Ко мне на помощь подбежал еще кто-то из автоматчиков и тоже усердно принялся за дело. Быстро подтаскиваем и сооружаем для меня нечто, напоминающее укрытие. Потом хватаем руками снег и бросаем на наше импровизированное укрытие, стараясь тщательнее его замаскировать. Товарищ уходит. Убедившись, что объект готов к обороне, я решил посмотреть, а как обстоят дела у моих товарищей по взводу. Они заняли места в простенках между окнами, у забаррикадированных, выходящих на фасадную сторону дверей, некоторые забрались на чердак, расположились и у других надворных построек, то есть там, где можно было укрыться и занять выгодное место для обороны. Вдруг крик:

— Немцы!

— Спокойно, ребята! Култаев, не торопись! Подпускайте ближе. — Это командует неизвестно откуда взявшийся майор Нефедов.

Опрометью бросаюсь к своему боевому рубежу, на ходу ставя на боевой взвод затвор автомата и прилаживаясь для стрельбы с упора с колена. Отстегиваю и достаю из чехла запасной магазин, а из сумки — две гранаты. Теперь и я вижу приближающихся, стреляющих на ходу немцев.

— Есть ближе, товарищ майор! Огонь по моей команде! — кричит, пробегая мимо, Култаев.

А враги приближаются. Они уже рядом. Запели, зловеще затенькали над головой и где-то сбоку пули. Я прикидываю, что еще несколько шагов — и немцы пустят в ход гранаты — они же опытные, черти, да и упорства им тоже не занимать.

И в этот критический момент последовала, наконец, команда Култаева. Прижав автомат к плечу, жму на спусковой рычаг. И ожил мой автомат, зашелся мелкой дрожью и начал торопливо отхаркиваться короткими очередями.

Итак, очередная вражеская атака началась, стало не до раздумий. Цепь вражеских солдат приближалась, и казалось, что все они бегут на меня.

— Русь, капут! — пьяно горланили немцы и во весь рост шли на сближение. — Русь, буль-буль!

Уже рядом говор шмайсеров. Позади Саксагань и плотина — дальше отступать некуда. Людей мало, боеприпасы на исходе. Радиосвязи снова нет. Рация разбита… Наступил тот момент, который у спортсменов именуется вторым дыханием. Оно приходит и к солдатам, когда внутри все сжалось, заледенело и уже ничто не страшит. Кроме того, у нас, разведчиков, в душе еще кипела ненависть и злость за гибель Дышинского. Теперь мы находимся во власти происходящего, в ритме нарастающего, как шквал, боя. Для нас теперь самое главное — выстоять.