Тайна пиковой дамы - Татьяна Форш

премногой добродетелью гордится,

а улыбнется – станет столь пригожа,

что роза красотой ее затмится!

Произнеся последнюю строчку, Симон, задыхаясь от собственной смелости, попросил Кассандру стать его женой.

Она вдруг побледнела и, резко поднявшись, стала упрашивать Росси встать на ноги.

Приняв ее уговоры за шутку, он решил подыграть ей:

– Ни за что! Я буду стоять тут, пока не получу положительного ответа!

Но Кассандра не приняла шутку, она нахмурилась и буднично сообщила, что полюбила другого и пришла сообщить ему об этом. Жестоко оттолкнув его жадные руки и не глядя в будто мгновенно выцветшие глаза, она выбежала из дома.

Росси на коленях прополз до самой двери и упал лбом на шершавые доски.

Слезы потекли рекой, прорвавшейся сквозь плотину…

Чье-то присутствие он ощутил буквально кожей и, резко развернувшись, вытер кулаками глаза.

Никого!

Мысли, обреченные и злые, сталкиваясь друг с другом, мельтешили в голове. Внезапно грудь сковало льдом – там, где во сне его коснулась ночная пришелица, будто заклеймив…

Не понимая, что он делает, Симон нащупал под периной шкатулку. Сорвал сургучную печать со свитка и начал читать заклинание.

Затем он схватил уголек с мольберта. Он даже не смотрел на стену, когда рисовал. А закончив – удивился. Портрет женщины, нарисованный углем, наполнялся красками и оживал. На нарисованной груди проявилась уже знакомая подвеска в виде карточной масти.

Внезапно его руку обожгло.

Свиток, который он все еще сжимал в пальцах, вспыхнул и осыпался пеплом на пол.

Комната начала меняться.

Солнце упало за горизонт, в окно заглянула полная луна, выделяющаяся ярким пятном на чернильной пустоте неба. Пространство раздвинулось, исчезла мебель, остались только серые стены. Дверь подернулась серым туманом и тоже исчезла…

Она вышла к Симону прямо из воздуха. Все такая же бледная и пугающая.

– Ты вызвал меня и можешь просить о чем угодно.

Симон невольно ущипнул себя, в надежде проснуться, и ойкнул. Боль была настоящая, но сон не хотел прерываться.

– Глупый.

Холодные пальцы коснулись дрожащих губ молодого человека.

– Я теперь никуда не уйду. Ты мой.

– Нет. Этого не может быть. Я сплю!

Симон пятился, пока не уперся спиной в подоконник. Резко развернувшись, он вцепился в решетку на окне, но та сидела крепко, выломать ее он бы не смог.

– Я не причиню тебе вреда, – прошептала женщина, медленно приближаясь. – Ты хотел любви – и я дам тебе ее. Кассандра будет твоей.

В подтверждение своих слов она щелкнула пальцами, и возле Симона появилась… тень.

Он узнал свою любимую.

Ему не нужно было даже видеть, чтобы знать – это точно она. Но что с ней стало? Почему она… такая?

– А ты как хотел? – прочитав его мысли, удивилась пришелица. – Я не могу забрать ее тело, да оно мне и не нужно. Душа – другое дело. Она останется здесь, со мной, а там, в твоем мире, ее тело будет принадлежать тебе…

Ее губы оказались совсем близко, обдав его запахом гниения, и она едва слышно прошептала:

– Безраздельно.

Симон сел на пол, обхватив голову руками и беспрерывно повторяя:

– Я так не согласен, не согласен, не согласен…

Солнечный свет пробрался под веки. Симон открыл глаза и увидел, что находится в своей мастерской.

Один.

Сначала он решил, что ему все привиделось, но портрет на стене и пепел от сгоревшего заклинания говорили обратное.

С того самого дня кошмары стали частыми его гостями – и не только во снах. Росси пробовал уезжать, он много лет путешествовал по миру, стараясь убежать от проклятья, на которое обрек себя сам. Но всякий раз что-то заставляло его вернуться в город, в тот самый дом, где на него с укоризной смотрела с портрета любовь всей его жизни. Краски на стене никогда не засыхали, оставаясь вечным напоминанием о его ошибке…

Что стало с Кассандрой, Симон не знал, но до него дошли слухи, что девушка просто исчезла. Являющаяся по ночам Дама обещала вернуть ее, если Росси найдет колоду, которая лежала когда-то в шкатулке.

Он разыскал Освальдо, но тот поклялся, что уже продал карты. Росси впал в отчаяние, не представляя, как ему вернуть колоду.

Он много лет прожил в страхе, пока однажды не услышал от одной барышни, чей портрет рисовал, фамилию Нери.

– Какая знакомая фамилия, – не отрываясь от написания портрета, цокнул языком Росси. – Когда-то давно я был знаком с одним Нери. Его звали Освальдо.

– Это отец Джованни, – отозвалась девушка, боясь пошевелиться, дабы не сбить работу мастера. – Он умер несколько лет назад.

– Какая жалость, – притворно расстроился художник. – У него осталась моя колода карт, которая очень дорога мне, как память.

– Карты? Такие старые, потрепанные, с черной рубашкой?

Девушка вздрогнула, словно очнулась ото сна.

У Росси едва не выпала кисть, когда он услышал это.

Ему стоило больших трудов сдержаться, дабы не броситься обнимать простодушную особу. Она даже не понимала, что в эту самую минуту подарила ему надежду вернуть прежнюю жизнь, на которой он сам давно поставил крест.

– На сегодня, пожалуй, хватит.

Росси отложил кисть и вышел из-за мольберта.

– Продолжим на следующей неделе.

Утро наступило внезапно – с радостными криками петухов, запахом блинчиков и монотонным бухтением ожившего радио.

Собирались быстро. Даже завтрак прошел торопливо, в задумчивом молчании.

– Ну, и что теперь будете делать? – как бы невзначай поинтересовалась Ольга Александровна, провожая внучку и ее спутника за калитку.

– Попробуем разобраться, – криво улыбнулся Антон.

– Если все-таки решите отдать должок, тогда вот. Возьмите. Здесь обереги. Вроде и суеверие, да бывало – помогало… – баба Оля сунула в руки Ритки два сложенных вчетверо небольших бумажных конвертика.

Та кивнула и передала один из конвертов Антону.

– Спасибо… Ольга Александровна, – юноша зажал конвертик в руке, посмотрел в встревоженные глаза женщины и добавил: – С Ритой все будет хорошо!