Девочка из прошлого - Слава Доронина

— Мне показалось странным, что вы с подругой пострадали, а Ракитин, находясь за рулём, — нет. Естественно, он мне ничего не сказал. Лишь что-то в общих чертах прогнусавил. Пришлось обращаться к знакомым, чтобы выяснить, что же у вас случилось на самом деле. Даже протокол дали почитать. Я почему-то думал, что за рулём ты была.

— И что написано в протоколе?

— Того, что Света была за рулём, точно там нет. Поэтому и спросил.

Прокрутив его слова в голове, я закусываю губу, но не успеваю задать ещё вопрос — Динар опережает:

— Так что с кольцом? Ты мне вчера так и не ответила.

Медлю со словами, понимая, что не хочу говорить на эту тему. На душе скребут кошки, и вина перед Ильёй меньше не становится.

— Я отказала ему. Но это не из-за тебя.

Хотя кого я обманываю?

Динар протягивает руку и нежно гладит меня по щеке. Поддевает пальцем длинную прядь и отводит её в сторону. Смотрит на моё разбитое лицо и едва заметно морщится.

— Ты всё сделала правильно, Наташа. — В его голосе не проскальзывает и толики удивления или радости. — И буду честен: мне плевать на его чувства. Он не твой человек.

— А ты — мой?

— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос. — На губах Динара мелькает знакомая усмешка, в которую я так была влюблена.

— Ты и сегодня останешься ночевать?

— Угу, — улыбается он. — Ты против? Так-то Тимур спит в моей спальне. Там даже некоторые мои вещи остались. Вдруг мне жить негде? Не идти же в гостиницу.

— Это всё отговорки, Асадов!

Я не преследую цель причинить боль Динару. И прекрасно осознаю, что ему пришлось пережить. Но я очень злюсь на него, потому что он лишил меня выбора. Я хотела быть рядом. Ухаживать за ним, когда требовалась помощь и поддержка после ранений. Зачем он оттолкнул меня? Почему не сказал правду с самого начала? Что за привычка — всё держать в себе?

— Да, отговорки, — продолжает он насмешливо улыбаться. — Я просто хочу остаться с вами. К тому же дома меня никто не ждёт, а у вас вон какой движ.

— А Ашира? — зачем-то вспоминаю о его собаке.

Даже по ней я дико скучала первое время. По всему скучала, что было в моей жизни до того, как Динар разбил мне сердце.

— К сожалению, её больше нет.

— Что случилось? Она умерла?

Динар кивает.

— Давно?

— Да. Почти сразу же после твоего ухода. У неё случился заворот кишок. Я вечером с работы пришёл — она под окнами кухни сидит на скамейке и ждёт. Свесила голову и смотрит грустными глазами, будто прощается. Я сразу понял, что с ней что-то не то. Отвёз в ветеринарку. Ей сделали операцию, но сердце не выдержало. Слишком поздно обратился.

— Как жаль… Она была такая умница...

— Да. — Динар печально смотрит на меня. — Ладно, я пойду, Наташа. Отдыхай.

На меня накатывает ностальгия. А ещё я не хочу оставаться одна. Мне нравится вдыхать запах Динара, нравится его присутствие в нашей жизни. И я до сих пор помню, как это приятно — когда он перебирает длинными пальцами мои волосы и слегка массирует голову.

— Динар… — окликаю его, когда он уже подходит к двери. — Не уходи. Посиди со мной чуть-чуть.

Асадов долго смотрит на меня и почему-то медлит. А потом возвращается и присаживается на край постели. Касается рукой подбородка, гладит по щеке и запускает пальцы в волосы, массируя голову. Мы делим молчание на двоих. Динар размеренно дышит, а потом убирает руку и на мгновение прикрывает глаза. Я скольжу взглядом по его лицу — по скулам, покрытым щетиной, чувственным губам... Хочется коснуться его в ответ. Даже не подозревала, что мужчина с закрытыми глазами — такой сильный соблазн.

Динар

— Я раз пять звонил сегодня Камышину, он не отвечает. Ты уверен, что он в городе? — спрашивает Паша, и я отвожу взгляд от оживлённого проспекта.

— Уверен, конечно. Вчера с ним разговаривал.

Протягиваю Измайлову свой телефон.

— С моего набери. Он на незнакомые не отвечает. Или отключи у себя антиопределитель. Конспиратор хренов.

Паша коротко усмехается и берёт в руки телефон, но не успевает набрать нашего общего знакомого — на дисплее высвечивается имя Наташи.

— Шведова?  — поражается он, приподнимая брови. — Вы разве с ней общаетесь?

Забираю телефон, оставляя вопрос без ответа. Я звонил ей час назад, хотел уточнить, во сколько у Серафимы самолёт, но Наташа, похоже, спала и не слышала звонок. Серафима тоже не отвечала. Не удивлюсь, если варила ещё один чан еды и была увлечена этим процессом.

Стучу пальцем по столу, слушая тихий и вкрадчивый голос. Обещаю прислать водителя, если сам не успею. Спрашиваю, нужно ли что-нибудь купить, на что получаю сухой односложный ответ. Ожидаемо. Ничего не нужно. Разговор выходит коротким.

— А теперь детали, — просит Паша, удобнее располагаясь в кресле.

— Ты вроде Камышину собирался звонить? Звони. Нам ещё нужно до офиса доскочить. У меня времени мало.

— Позвоню. На вопрос отвечай. Она ведь с парнем живёт? Я ничего не путаю? Ты третьим к ним, что ли, напросился?

О своём отцовстве Измайлову я ничего не рассказывал. Повода подходящего не было. Впрочем, и сам до конца не могу свыкнуться с тем, что у меня есть сын. Злюсь на себя, что столько времени не пытался узнать о жизни Наташи. Пусть изменить на тот момент ничего бы не смог, но хотя бы о ребёнке знал.

— Да, третьим напросился, — говорю сдержанно, а внутри всё клокочет от мысли, что я действительно отец и это не розыгрыш. — Показать фото её парня?

— Ты шутишь? — смеётся Паша. —  Я так-то по девочкам.

Пропускаю его слова мимо ушей, вздыхаю и открываю галерею в телефоне.

— Кстати, у тебя за спиной сидит симпатичная цыпа... Жаль, что у меня на вечер другие планы.

— Я сделал снимок в парке. — На секунду задерживаю взгляд на маленьком лице, очень похожем на моё.

В жизни бы не подумал, что дети могут пахнуть так сладко. И что внутри всё будет переворачиваться от одной радостной улыбки. Но ещё большее умиление вызывают моменты, когда Наташа общается с Тимуром. Вот как после этого не верить в чудеса?

Паша берёт телефон из моих рук, и улыбка застывает на его лице, а потом и вовсе исчезает. Он поднимает на меня недоумевающие глаза.

— Да ладно? Это её пацан?  Или... Погоди... Так это твой? То есть ваш? — Догадка озаряет его лицо.

Я киваю.

— Охренеть, — обескураженно выдыхает он. —  И как давно ты знаешь? Ему сколько? Года два, да?

— На прошлой неделе узнал. Тимуром зовут. Два года три месяца.