Фурии Кальдерона - Джим Батчер

И это ушло. Тави и не задумывался о том, что это у него было, — и оно ушло.

И овцы тоже.

Как и его шансы на будущее, на жизнь где-нибудь вдали от этой долины, от положения лишенного фурий урода, ублюдка, плода случайной связи с солдатом из легиона…

Слезы слепили его; ему удавалось, правда, не всхлипывать громко. Он не видел дяди, хотя услышал его нетерпеливый окрик:

— Тави!

Он не слышал, как Амара тоже двинулась за ними. Он переставлял ноги, и боль в душе терзала его куда сильнее, чем полученные накануне синяки и царапины.

Тави брел, не поднимая глаз. Ему было все равно, куда несут его ноги.

Все равно он не попадет никуда.

Для Амары дорога в Бернардгольд превратилась в долгое и изощренное упражнение в способности переносить боль. Что бы она там ни говорила Тави утром, колено, разбитое при безумном приземлении в ночную грозу, распухло, болело, как фурии знают что, и почти полностью отказывалось выдерживать ее вес. Да и порез на плече, полученный от Олдрика в лагере мятежников, тоже добавлял острых ощущений. При этом одна боль не заглушала другую; обе лишь складывались в едва переносимую пытку, отнимавшую почти все ее силы и внимание, — и даже так у нее еще оставались силы испытывать боль за ковылявшего перед ней паренька.

Сначала она решила, что его дядька реагировал на происшедшее еще довольно мягко. Многие на его месте начали бы с порки и лишь потом снизошли бы до объяснений, за что, — если вообще снизошли бы. Однако чем дольше они шли, тем яснее становилось ей, как глубоко ранили мальчика дядькины слова… или отсутствие слов. Он привык к мягкому обращению, даже к своего рода уважению. Выказанная стедгольдером холодная отстраненность застала Тави врасплох и причинила ему гораздо больше боли, чем любое другое наказание. К тому же это похоронило его надежды на будущее, на Академию, на жизнь без постоянных напоминаний о его неполноценности. Он снова превратился в беспомощное дитя, подумала она. В угрозу для себя и окружающих.

Как знать, может, здесь — на дальних рубежах королевства и цивилизации, где жизнь или смерть каждый день зависят от борьбы с враждебными фуриями и зверьем, — так оно и есть?

Амара тряхнула головой и снова уставилась на булыжники под ногами. Конечно, она испытывала сострадание к этому мальчику, но не могла позволить, чтобы это отвлекло ее от главной задачи: выяснить, что происходит в долине, и в зависимости от этого предпринять те или иные действия, все, что в ее силах для защиты королевства. Кое-что она уже узнала, и это кое-что нужно собрать воедино и обдумать хорошенько — вот этим ей и стоило бы заняться.

В долину Кальдерона вернулись мараты, чего не случалось почти семнадцать лет. Воин-марат, с которым столкнулись Тави и его дядя, вполне мог оказаться разведчиком надвигающейся орды.

Впрочем, при свете дня эта угроза казалась все менее вероятной. Если они и правда встретились с маратом, почему дядя мальчика не выказывает особого облегчения по поводу того, что его пропавший племянник нашелся? И если уж на то пошло, как это стедгольдер так быстро встал на ноги? Если раны его были такими серьезными, как описал мальчик, столь быстрое исцеление требовало вмешательства исключительно одаренного заклинателя воды, а Амара сомневалась, чтобы такие нашлись вдали от столицы или хотя бы крупного города. Значит, рана не была такой серьезной, как утверждал паренек, — и поэтому вся эта история с маратом может быть сильно им преувеличена.

Зато как выдуманная история вчерашние приключения Тави укладывались в картину гораздо лучше. Страдающий от неполноценности паренек мог сочинить все это, чтобы произвести впечатление более значимой фигуры. Что ж, это вполне логично объясняло все, что он ей наплел.

Амара нахмурилась. Это было куда более понятное объяснение, однако она не могла отрицать и несомненной отваги и изобретательности мальчика. Он не только выжил во вчерашнюю чудовищную грозу, но сумел спасти и ее, причем рискуя жизнью, тогда как мог бы без особого труда спастись, бросив ее на произвол стихий. Подобная отвага, убежденность и самоотверженность как-то неважно сочетались с обманом…

В конце концов Амара решила, что для серьезных выводов у нее слишком мало информации. Ей нужно было бы поговорить еще и с дядей мальчика — но тот, похоже, пребывал не в лучшем расположении духа для беседы. Вороны, ей просто необходимо знать больше… Если мараты и правда готовят нападение, оборона от них потребует всеобщей мобилизации — это в конце-то года. О том, во что это обойдется казне верховного лорда Ривы, да и всего королевства, она боялась и думать. Подобные новости наверняка встретят активное сопротивление, поэтому, если она явится к здешнему графу, имея на руках всего лишь сбивчивый рассказ пастушка, ее будут без конца кормить притчей о мальчишке, то и дело пугавшем всех волками. Ей необходимы показания вызывающего доверие землевладельца, одного из стедгольдеров, — только в таком случае она может надеяться на серьезное отношение к ее словам.

Впрочем, самое большое, на что она может рассчитывать, — это уговорить графа выслать навстречу врагу своих разведчиков. И даже если те сумеют вернуться с такого задания живыми, орда маратов может нагрянуть прямо по их следам. Мараты запросто, одним ударом захватят долину и начнут разорять окружающие Риву земли, а ее верховному лорду, запертому в городских стенах зимними снегами, останется лишь бессильно смотреть на то, как гибнет его провинция.

В идеальном случае — если показания Бернарда подтвердят ее опасения, она может добиться от центральной власти более активных действий гарнизона и посылки в Риву подкрепления. Возможно, даже опережающего удара, который рассеял бы волну наступающей орды прежде, чем та обрушится на берега королевства.

С другой стороны, если вторжение так и не состоится, если действия агента Короны впустую поднимут местные легионы и опустошат казну провинции, это вызовет резко отрицательную реакцию остальных верховных лордов и Сената. Репутация Гая может не перенести и нынешних нападок, и новое возмущение и без того беспокойных верховных лордов может иметь поистине трагические результаты.

Амара задумалась. Гай назначил ее представителем его интересов в долине. Конечно, он будет нести моральную и этическую ответственность за ее действия, и все же верховные лорды запросто могут потребовать покарать ее за злоупотребление полномочиями — и Гаю придется пойти на это. Тюрьма, ослепление, распятие — это еще самый мягкий приговор, который она могла ожидать от этого суда.

Репутация Короны, вероятная безопасность королевства и ее собственная жизнь зависели теперь от ее решений. И принимать их ей лучше как можно осторожнее.

Ей отчаянно не хватало информации.

Они добрались до Бернардгольда вскоре после того, как солнце миновало верхнюю точку небосклона.

Первое, что поразило Амару, — это основательность, с которой все здесь было выстроено. Она сама родилась и выросла в стедгольде, поэтому знала, какой должна быть крепкая усадьба, тем более в неспокойных местах. Стены центральных построек стедгольда превосходили высотой иные военные укрепления: почти в два человеческих роста, старательно выращенные из серого каменного массива каким-то искусным заклинателем земли. Ворота из окованного железом дубового бруса были чуть приоткрыты, и у входа стоял, вглядываясь в окрестности, коренастый селянин с древним мечом в руках.