Клад Царя Гороха - Дарья Калинина

— В общем, с чего вы взяли, что я в этом Торфяном жил?

— Твоя тетя сказала.

— Врет она.

— С чего вдруг? Она заявила, что ты и твоя мать жили в Торфяном. Значит, она откуда-то должна была это взять.

Израк потер лоб. Он у него был высокий, гладкий и лишенный даже намека на юношеские прыщики. Кажется, главная заслуга в этом принадлежала худенькой Лане, жмущейся сейчас к своему Израку. Отношения между этими двумя не оставляли никакой возможности для двоякого толкования. И Кире стало откровенно жалко бедную Полинку, которая сейчас места себе не находит из-за этого избалованного маменькиного сынка, а ему и горя нет. Возомнил себя современным графом Монте-Кристо, уж никак не меньше.

Все эти мысли быстро пронеслись в голове у Киры. Но внешне она никак не дала этого понять. И очень надеялась, что по ее лицу будет трудненько догадаться, какие выводы она делает из сказанного Ноем.

— Мне кажется, я понимаю, каким образом произошла ошибка. Мой дядя старался лишний раз свою жену не посвящать в те дела, которые меня касались. Очень уж она нервно реагировала на любой пустяк. Даже когда дядя мне новые кроссовки купил, ее трясло дня два. Те, что дядя купил, дорогими ей показались. Она их в магазин отнесла, а мне взамен принесла ботинки. В таких, наверное, еще первые большевики щеголяли!

Ну, тут Израк был не совсем прав. Ведь первые большевики как раз были из хороших семей, они были людьми образованными и следящими за собой и за своей внешностью. Это уже потом они додумались до ловкого хода, что надо им простой народ задействовать в своей политической борьбе. Ну и переоделись в сапоги да косоворотки.

— Одним словом, тетка меня ненавидела лютой ненавистью. И когда дядя стал мне карту Торфяного показывать, она как раз в комнату к нам сунулась.

Ну точно Монте-Кристо. И карта у него имелась!

— Тетка и начала нас пытать, — продолжал тем временем Израк, — что за Торфяное да о чем вы тут говорите? Ну, дядя и брякнул, чтобы она отцепилась, что я в Торфяном раньше с матерью жил, снова на лето хочу туда поехать. Она и отстала. Думаю, ей все равно было, куда я поеду, лишь бы из дома свалил и глаза ей не мозолил.

— Но твой дядя уже больше года назад умер.

— Верно. А карту он мне перед самой смертью показал. Специально меня к себе позвал, я уже давно отдельно от них жил, и дал эту карту.

И с этими словами Израк вытащил планшет из такой старой кожи, что ею можно было забивать гвозди. В планшете лежали несколько кусков бумаги с топографическими отметками. Многие из этих листов уже изрядно обтрепались от времени. Все они были начерчены и снабжены указующими надписями от руки. И почерк был каллиграфический, буковки были написаны идеально красиво, так писали примерно до середины прошлого века. После чего каллиграфию в школах отменили, и писать так уже больше никто не писал. И это значит, что карта была старше, относилась к первой половине прошлого века.

Израк соединил между собой отдельные листы так, что на столе получилась огромная карта.

— Это же окрестности Торфяного! — удивилась Кира, увидев знакомые названия на карте. — Только самого поселка еще нет.

— Торф стали добывать уже после войны, годах в пятидесятых. А эта карта относится еще к тридцатым годам.

Подруги наклонились, чтобы получше рассмотреть карту. И чем дольше они на нее смотрели, тем отчетливей понимали, что имеющийся у отца Андрея план подземных ходов, составленный Безумным Каменщиком, выглядел по-дилетантски жалко по сравнению с этой подробнейшей картой района.

— Эту карту дядя нашел в архивах своей службы, — продолжал рассказывать Израк. — Он кое-что слышал об этом Торфяном и поисках, которые велись там еще до войны. И поэтому картами заинтересовался. Ну а после того, как его из комитета по сокращению уволили, он счел себя оскорбленным, обиженным и обойденным. А раз комитет заявил, что ничего ему не должен, то и дядя тоже сказал, что ничего и никому не должен, и карты эти себе оставил.

— Как это оставил? То есть совершил должностное преступление?

— Да бросьте вы! — махнул рукой Израк. — Вспомните, какая в начале девяностых годов в стране обстановка была. Каждый норовил себе урвать кусочек страны. Вот мой дядя тоже ухватил то, до чего дотянуться сумел.

Чтобы не вдаваться в дискуссию о накоплении первоначального капитала в нашей стране, подруги взялись за карту. Она стоила того, чтобы ею полюбоваться. Только теперь подруги понимали, что та карта, которая была опубликована на сайте отца Андрея, это лишь грубая подделка, дилетантская копия, детская мазня по сравнению с этой точно и тонко сработанной вещицей.

— Вот это карта! — восхищенно воскликнула Кира. — Тут же вся топография местности в мельчайших деталях изображена!

— Дядя сказал, что на этой карте отмечены те подземные ходы, которые были обследованы работниками его структуры.

— Что хоть за структура?

— Тогда она еще называлась НКВД.

Точно, подруги тоже слышали, что работники НКВД искали в окрестностях Торфяного клад Копкиных.

— Ну а потом после реорганизации комиссариата эти бумаги попали в КГБ, где и пролежали до того момента, как их увидел мой дядя, — объяснил Израк. — Собственно говоря, для искателей клада эта карта совершенно бесполезна. Все, что можно было раскопать по ней, раскопали еще в тридцатых годах. Если где-то и сохранился закуток, в который ребята из НКВД не заглянули, то его на этой карте точно нет.

— Потому тебе и понадобился Боцман?

— Да. Я показал ему карту и спросил, как по его мнению, где стоит еще поискать?

— И он сказал тебе про тот колодец?

— Он сказал, что того колодца на этой карте нет.

— И все это очень интересно, — пробормотала Кира, разглядывая тонкие линии, штрихи и буквы, не в силах оторвать от них взгляда.

Однако рассматривать мелко исписанную карту можно было до бесконечности. А временем подруги не располагали.

— Ладно, рассказывай дальше. Раздобыл для тебя дядя карту, а дальше что? Ты поехал в Торфяное?

— Нет, подходящего случая не подворачивалось. Но когда возникла эта халтурка, когда я услышал, что усадьба, которую предстоит расписать, находится возле поселка Торфяное, я понял, что это мой шанс. Даже не уточнил, что именно мне там делать придется. И только после того, как приехал на место, понял, что сильно сглупил. Та мазня, которой новый хозяин вознамерился заляпать все стены, не может называться живописью. То-то у ректора сделались такие удивленные и растерянные глаза, когда я ему сказал, что согласен. Он-то знал, чем именно мне придется заниматься. И понимал, что со мной могут возникнуть проблемы.

И проблемы возникли буквально сразу. Едва Израк переступил порог усадьбы и понял, чем ему предстоит заниматься в ближайшее время, как он сразу же решил для себя, что работать не будет. Лучше он посвятит свое время тому, что побродит по окрестностям, поищет клад, который завещал ему дядя.