Endgame. Ключ Неба - Джеймс Фрей

Нобуюки поднимается, опираясь на меч как на трость. Ему трудно двигаться. Он устал. Устал так, словно за плечами у него – тысячи бесчисленных лет.

– Нет.

Старик говорит тихо. Голос его едва заметно дрожит.

– Но…

– Нет. Ответ – нет, Шань.

В животе Аня появляется отвратительное чувство пустоты.

Он чувствует, что сейчас заплачет.

Ань молчит.

– Я никогда не принимаю решения впопыхах, Шань, – с усилием произносит Нобуюки. – Но все должно идти своим чередом. Если Му суждено исчезнуть, значит, так тому и быть.

И будь что будет.

– Пожалуйста, – умоляет Ань. Левая рука начинает дергаться.

Нобуюки повышает голос.

– Ты говоришь о чести, но что ты о ней знаешь? Что ты знаешь об уважении? Ты ворвался в мой дом посреди ночи, хотя тебя сюда никто не звал. Прервал мои размышления, чтобы сообщить, что моей ненаглядной Тиёко больше нет в мире живых. Ты произносил почтительные слова, но они – не что иное, как ультиматум, замаскированный под предложение. Ты даже не потрудился выучить хотя бы приветствие на моем родном языке. На родном языке Тиёко. Ты пришел сюда, готовый отказаться от своего народа, отказаться от своей истории – и все лишь ради твоих собственных эгоистичных целей. Может, Тиёко и была молода, но она точно не была эгоисткой. Может, учителя и были к тебе жестоки. Избивали тебя. Пытали. И что с того?

ХЛОП.

– А как же твои предки? Те, что жили столетия, тысячелетия назад? Они тоже были к тебе жестоки? А потомки?

Те поколения, которые будут жить после тебя? Они тоже будут к тебе жестоки? Ведь, возможно, люди твоей Линии еще могут исправиться. И ты можешь их спасти. Всех. Здесь. Сейчас. Ты можешь их спасти, если станешь Играть честно, с уважением и почтением к своему народу. Точно так же, как ты чтишь память Тиёко. Именно этого она бы хотела. Я знаю. Она понимала, что значит быть Игроком. Ты, видимо, не понимаешь. Мне жаль, Ань Лю из Линии Шань, но я не могу тебя принять. Может быть, Тиёко тебя любила. Надеюсь, что это действительно так. Но это не значит, что я или любой другой из моей Линии может тебя полюбить. Если ты сломлен – исцеляй себя сам. Я не могу тебя спасти.

– Но… – бормочет Ань срывающимся голосом. Ему больше нечего сказать.

– Теперь я попросил бы тебя покинуть этот дом. Но сначала я должен кое о чем попросить тебя.

Нобуюки поднимает меч и указывает им на шею Аня. – Если все, что осталось от моей племянницы, моей ненаглядной Тиёко, – это ожерелье у тебя на шее, тогда я попрошу тебя отдать его мне, чтобы моя Линия могла увековечить ее память как героя и похоронить с должным уважением.

ХЛОП.

ХЛОПспазмспазмХЛОП.

СПАЗМ.

Ань – хлоп – пятится.

– Н-нет.

Нобуюки наступает на него. Почтительно, глубоко кланяется.

Катана угрожающе поднята.

– Да, – говорит он, глядя в пол. – Со всем уважением, Игрок, я настаиваю.

Пользуясь тем, что Нобуюки на него не смотрит, Ань нажимает кнопку на переключателе под левым рукавом.

– Н-н-н-нет!

Нобуюки по-прежнему склоняет голову.

– Да.

Ань тянется правой рукой к левому бедру и расстегивает кобуру. В следующую секунду Нобуюки выпрямляется и делает выпад, за полсекунды покрывая расстояние между ними. Катана рубит воздух перед лицом Аня. Китаец спиной вперед выскакивает в холл невредимым.

Лезвие легко достает его снова. На этот раз оно нацелено на протянутую руку Аня – и с изяществом начисто срезает дуло пистолета, превращая «Вальтер» в бесполезную железку.

Нобуюки поворачивает катану острием вниз, упирает в пол. Не растерявшись, Ань врезает ему по щеке рукояткой пистолета. Старик кричит. Увернувшись от лезвия, китаец делает подножку, и дядя Тиёко теряет равновесие. Падает на пол. Ань отбрасывает остатки пистолета и наступает на руку Нобуюки – ту, в которой зажат меч. Хрустит кость.

Рукоятка катаны, обернутая тканью, теперь свободна.

Китаец нагибается, берет меч.

Спазмхлопспазм.

– Поднимай… – хлоп – поднимайтесь.

Нобуюки встает. Смотрит на Аня. Тощий, неприметный мальчишка, Играющий в Игру.

Дядя Тиёко трет щеку тыльной стороной запястья. Ань держит меч обеими руками, высоко над головой. Он готов ударить в любой момент.

– Осторожнее, дерзкий мальчишка.

Кровь покрывает зубы Нобуюки красной пленкой.

– Хватит, – приказывает Ань. – Ни – хлоп – ни – хлоп – ни слова больше.

– Если бы ты отдал мне ее останки – добровольно, с уважением, – я мог бы изменить свое решение.

Слова – ХЛОПХЛОПХЛОПХЛОПХЛОП – слова – СПАЗМХЛОПСПАЗМСПАЗМ – слова больно жгут Аня.

– Это что, проверка? Если бы я отдал ожерелье, вы – хлоп – вы – СПАЗМ – вы приняли бы меня?

– Ко…

Но договорить Нобуюки не успевает. Ань взмахивает старинным мечом – острее бритвы, тверже алмаза – по диагонали и разрубает старика на две половинки, от левого плеча до правого бедра. Все жизненно важные органы, кроме сердца и нижних отделов кишечника, разрублены пополам, но клинок настолько острый, что какое-то мгновение Нобуюки стоит неподвижно. На лице его застывает выражение ужаса. В следующий миг он резко бледнеет, а через пару секунд верхняя половина тела скользит по нижней и съезжает на пол. Только после этого нижняя часть тела старика заваливается набок.

Ань тяжело дышит. Сутулится. У него кружится голова.

Убрав одну руку с меча, он тянется к карману.

Щелкает детонатором.

Снаружи, на заднем дворе, оглушительно хлопает зажигательная бомба. Звук лопающегося стекла, и почти сразу же – гул огня. Воздушная волна проносится мимо Аня, треплет одежду ниндзя. Он уже чувствует запах горящего дерева. Через несколько минут родного дома Такеды не станет. Ань быстрым шагом идет к выходу. Тащит за собой катану – еще один подарок на память. Надевает капюшон. Воздух пышет в спину. Ань натягивает шарф на лицо. Если сейчас это вообще можно назвать лицом.

Он подходит к двери. Отпирает замки. Хватается за ручку – металлическое кольцо. Тянет.

Наха.

Япония.

Мир.

Последняя Игра.

Ань прикасается к Тиёко. Волосы. Кожа. Уши. Тик снова пропадает.

Он спускается с лестницы.

– Я Играю на смерть, – бормочет Ань.

Я Играю на смерть.

Мексика, штат Тамаулипас, пригород Валье Эрмосо, частный аэродром, на борту «Сессны Ситэйшн CJ4»